что тем самым, статусом, приоритетней прочих), и проволоча моё окровавленное тело по тюремным коридорам, закинули в одиночный карцер, где я вскоре и очнулся, в первый раз побывав и вернувшись с того света. После этого мне удалось через следователя пожаловаться в прокуратуру на избиение и прекратить их в данном СИЗО вообще. По переезду из тюрьмы в дурдом меня опять избили, но уже санитары психушки – на что в стране и по сей день жаловаться некуда, разве что заведующему отделением, офицеру КГБ, который и заказал избиение. В этой психушке меня и парализовывали, применением врачами недозволенных в лечении препаратов, а также оными усердно расщепляли клетки моего головного мозга, прежде прификсировав к кровати-шконке «на вязки». Только лишь усилиями моей младшей сестры Эммы* и её приятелей, имевших связи с сотрудниками спецслужб страны, мне через год и удалось «соскочить» с этой «прожарки»…
*`Emma (осет.) – С Ним (с нею, с этим) … `Em`Ma – С ним (с этим, с нею) Ещё… `E`Ma – И Это (сомнительное) Ещё (в придачу).
…Да и что такого, казалось бы, я сделал, чтобы меня убить в психушке? Но спецслужбам страны видней. В третий раз (и, надеюсь, в последний) я оказался в тисках психиатрии после того, как не ответил на предложение спецслужб дать мне всё, чего не пожелал бы, в обмен на пожизненную преданность им. По сути получалось, что я проигнорировал их предложение. Но просто так взять, да заточить в психушку относительно успешного по жизни и занятого на двух работах человека (в том числе президента информационно-коммерческого кооператива «Флагман»), которого все знают крайне адекватным, непрофессионально. А потому мне предъявили обвинение в групповом разбойном нападении, повлёкшем смерть потерпевшего. Три года был под следствием в СИЗО Нальчика – из них большей частью в «пресс-хате» (пыточной камере). За это время дважды вновь побывал в институте им. Сербского. Затем три года провёл в спец. психушках строгого (тюремного) типа надзора: месяц – в городе Черняховск, а остальное время – в городе Орёл.
В психушке первого города меня тщетно пытались заразить туберкулёзом, чтобы обосновать моё этапирование в психушку второго. Дело в том, что по «недалёкости» сознания и ума, и ввиду психической неполноценности, заведующая отделением в психушке Черняховска в ознакомительной приватной со мной беседе проговорилась о том, что на меня к ней поступило дело, о котором прежде не слышал и которое является основным для моей изоляции от общества. Согласно содержимому этого дела, я предстал перед ней не банальным уголовником, а социально опасным элементом, с её слов являющимся угрозой самому существованию всего русского этноса… В унисон слов не в меру (на моё «счастье») разговорившейся заведующей отделением, быстро проанализировал, насколько много спецслужбам страны известно о моих разработках совершеннейшего орудия тотального сокращения численности