и она денно и нощно автоматически контролировала степень колебаний качества моей психической полноценности (адекватности). А потому, слогом Заратустры, «слушайте меня даже своими глазами, ибо голос мой – лекарственное средство для слепорождённых».
Выше упомянутое заключение было крайним в моей жизни. После трёх лет тюрьмы + трёх лет спец. психушек, меня перевезли на год опять в республиканскую психушку – откуда летом 1998 года чудом (содействием опять же моей семьи) освободился 4 июля, в День Независимости США и накануне августовского кризиса того года. После этого освобождения младшая сестра окончательно решилась покинуть страну, что вскоре и реализовала. В 2000 году, когда у отца уже были билеты на руках для индивидуального перелёта к младшей сестре в Барселону, его умертвили спецслужбы страны. За несколько месяцев до этого, аналогичного характера изготовления яд применили и ко мне. Случилось это в святилище Уастырджи в Беслане, где отец местного «мафиози», «который» пожизненно подвязался быть на «службе» у спецслужб страны, отмечал некое событие и куда он, виновник ритуального торжества, меня нижайше умолял приехать… Прежде, как условие моего согласия, успешно обговорил, что выпью только первые три тоста молитвы. Но в процессе застолья тот, с чьего посредства позже будет отравлен мой отец, адресовал мне в нарушение застольного ритуала «почётный бокал». Зная, что безопасно для опьянения могу выпить хоть несколько ещё таких, согласился… и через минут так 10 мне постепенно (поступательно) стало настолько плохо, что понял, что умираю.
Почувствовав, что вскоре умру, решил встретить смерть там, где останусь недоступным для людских глаз – в одиночестве, для предсмертной молитвы. Для реализации задуманного отпросился из-за стола и, крепясь силами (слегка «штормило»), прошествовал в уличный сортир на окраине пределов святилища. Там, в чётком осознании таяния моих физических сил, в предсмертном монологе в адрес Уастырджи и в ожидании прокрутки мне скоростной киноленты со всеми значимыми вехами моей жизни в данном воплощении (положительными и отрицательными), меня «пробило на смех». Нет, это не было «приступом смеха». Ибо мне реально стало смешно от самой мысли, что сейчас уже вскоре с Уастырджи и Богом по настоящему свижусь и обоим это может оказаться весьма как не в тему… Ну да – после этого стал осознавать, что физические силы медленно, но поступательно вновь возвращаются ко мне, как к банальному «мешку с говном», то бишь «человеку». А раз умереть и в этот раз не получилось и не нацелен был «прописаться» в этом «сортире-молельне» – решил использовать данное замкнутое укрытие по прямому назначению и скорей вернуться к прежде на время покинутому застолью. Посидев над толчком и относительно понапрасну слегка потужившись, решил, что «пора бы и честь знать». Оправившись от отравления и слегка от прочего в своём организме, вернулся ко столу как ни в чём не бывало