дрова. – По щекам Евстратия Павловича катились слезы. – Наломал – отвечу, не впервой. Людей жалко. Ведь какие молодцы, один к одному. Зябликов, Распашной, Касаткин, Мебиус…
Со стороны Татарских улиц бешено вылетела коляска, из нее выкатился бледный человек без шляпы, еще издали закричал:
– Евстратьпалыч! Беда! Ушел Дрозд! Пропал!
– А наш подсадной что?!
– Нашли с ножом в боку!
Надворный советник зашелся таким бешеным матом, что из толпы донеслось уважительное:
– Внятно излагает.
А инженер быстрым шагом двигался в сторону вокзала.
– Куда вы? – крикнул Мыльников.
– В камеру хранения. Теперь за мелинитом не явятся.
Но Эраст Петрович ошибся. Перед распахнутой дверью переминался с ноги на ногу приемщик.
– Ну как, взяли голубчиков? – спросил он, увидев Эраста Петровича.
– Каких г-голубчиков?
– Да как же! Тех двоих. Которые багаж забрали. Я жал на кнопку, как велено. Потом заглянул в комнату к господам жандармам. Смотрю – пусто.
Инженер застонал, как от приступа боли.
– Д-давно?
– Первый был ровно в пять. Второй минуточек через семь-восемь.
Брегет Эраста Петровича показывал пять двадцать девять.
Надворный советник снова заматерился, но теперь уже не грозно, а жалобно, в миноре.
– Это пока мы по дворам и подвалам лазали, – причитал он.
Фандорин же констатировал траурным голосом:
– Разгром хуже Цусимы.
Слог второй, насквозь железнодорожный
Здесь же, в коридоре, случился межведомственный конфликт. Эраст Петрович, от злости утративший свою обычную сдержанность, высказал Евстратию Павловичу все, что думает по поводу Особого Отдела, который горазд плодить доносчиков и провокаторов, а как дойдет до настоящего дела, оказывается ни на что не годен и лишь приносит вред.
– Вы, жандармы, тоже хороши, – огрызнулся Мыльников. – Что это ваши умники без приказа с засады сорвались? Упустили мелинитчиков, где их теперь искать?
И Фандорин умолк, сраженный то ли справедливостью упрека, то ли обращением «вы, жандармы».
– Не сложилось у нас с вами сотрудничество, – вздохнул представитель Департамента полиции. – Теперь вы нажалуетесь на меня своему начальству, я на вас моему. Только писаниной делу не поможешь. Худой мир лучше доброй ссоры. Давайте так: вы своей железной дорогой занимайтесь, а я буду товарища Дрозда ловить. Как нам обоим по роду деятельности и должностной инструкции положено. Оно вернее будет.
Охота за революционерами, вступившими в контакт с японской разведкой, Евстратию Павловичу явно представлялась делом более перспективным, чем погоня за неведомыми диверсантами, которых поди-ка сыщи на восьмитысячеверстной магистрали.
Но Фандорину надворный советник до того опротивел, что инженер брезгливо сказал:
– Отлично. Только на глаза мне больше не попадайтесь.
– Хороший специалист никогда не попадается на глаза, – промурлыкал Евстратий Павлович