откуда пошла эта традиция, что собственно такое этот Новогодний Дед и почему ему сопутствует некая девушка в синем, которую в Университете традиционно воплощает Глория Ли, преподавательница ведьмовских искусств (как говорил папа, учит девушек быть стервами и эгоистками, да еще с использованием магии). Кляуница, несмотря на все его проклятия, заставляют играть роль Похитителя Нового Года – что ж, злодейский вид у него точно есть. Кей традиционно избирается на роль веселого гнома, подручного Новогоднего Деда – увы, с изображением веселья у него проблемы. Впрочем, несмотря на показное недовольство участников, все и всегда на памяти Альбины искренне веселились, и даже Кляуниц нет-нет да тайком, криво, но улыбался.
Альбине почему-то неосознанно нравился этот праздник, нравился каким-то непередаваемым духом – смесью многоцветья, запахов снега, ели, мандаринов и неповторимого чая, смеха и фейерверков, и ожидания чуда. Даже Влад, как ни удивительно, в этот день всегда забывал о высокомерии, язвительности и смеялся, как ребенок, шутил – не только с друзьями, но и с ней, называл ее не тупицей и не клушей, а (хоть и нечасто) сестренкой. Омрачало все это одно – папа почему-то слегка недолюбливал этот праздник. Нет, он никогда ничего плохого не говорил, но ведь люди редко выражают свое отношение к чему-то прямо – прямых людей вообще мало, и всегда нужно угадывать, что на самом деле на душе у человека. Папа вроде бы поддерживал общее веселье, предлагал тосты и пожелания для близких и коллег в новом году, но его смеху все же недоставало искренности, чувствовалось некое принуждение, глаза его не искрились, как у других. Альбина не могла предположить, что же именно папа осуждал в этом невинном празднике, который все так любят – но видела, что не одобряет он и коллег, веселящихся наравне со студентами – и в этом своем дистанцировании он был один, остальные, даже обычно официальная профессор Тордониос, и та позволяла себе потанцевать и пошутить – правда, лишь среди приближенных и сторонников, «своего лагеря». Даже заходивший на празднество через раз профессор Беркли, при всей своей флегматичности, загорался восторгом, хлопал немудрящим номерам коллег, распевал вместе с директором какие-то весьма странные куплеты – смысл их уловить было трудно, но они с Грандмейстером смеялись – правда, не без какой-то грусти, но все же смеялись, и оба выглядели детьми, словно на несколько часов в году им и правда возвращалось детство. Папа, хоть и был намного, в разы младше, никогда не испытывал на ее памяти таких перемен в поведении.
В Грандмейстере, к слову, было очень много загадочного. Она отчасти восхищалась им, как восхищаются стихией, великаном, а отчасти, и куда сильнее – опасалась и даже побаивалась. Все же, несмотря на всю его внешнюю чудаковатость и доброту, навряд ли он, будучи Великим магом, не участвует в политике, а это предполагает определенный цинизм и неразборчивость в средствах. Альбина, однако, ругала себя за такое осуждение – ни о каких фактах