Дороги ратные крутые. Воспоминания об участии в Великой Отечественной войне
наступления. Но в 18 часов из района к северу от Никандровки противник нанес контратаку силами 27 танков и двух батальонов мотопехоты при поддержке бомбардировщиков и нескольких дивизионов артиллерии, из них против нашей бригады – 15 танков и половина других сил. Контратака была отбита, 7 танков противника подожжено, но бригады несколько отступили.
В ночь и в течение дня 11-го июля противнику был нанесен немалый урон. Только наша бригада разгромила до двух рот пехоты, уничтожила два штурмовых орудия «Артштурм», две батареи противотанковых орудий, три минометные батареи и три танка.
День 11-го июля стал кровавым днем. В бригаде было убито и ранено более трехсот человек. Велики оказались потери командного и политического состава. Были ранены, помимо упоминавшихся выше, командир 353-го танкового батальона капитан Федор Прокопьевич Васецкий, старшие адъютанты двух батальонов, многие командиры рот. Пропал без вести командовавший мотострелковым батальоном и старший политрук Семен Петрович Толстенко. Только сгорело 13 танков и столько же эвакуировано подбитых. В строю осталось восемь средних и пять малых танков.
С середины дня 12-го июля противник группировкой, включавшей до 70-ти танков, пехоту, мотопехоту и артиллерию, при мощной поддержке авиации нанес удар в междуречье Голая Снова, Сухая Верейка, в промежуток между 11-м танковым корпусом, имевшим большие потери, и 340-й стрелковой дивизией в общем направлении на Перекоповку. В связи с угрозой выхода этой группировки в тыл, полковник Мальцев отдал приказ об отходе на северный берег Кобыльей Сновы. К концу дня бригада отошла и заняла оборону 1,5 км западнее Перекоповки, по ее южной окраине до Озерков, удержав Перекоповку и имевшиеся здесь мостовые переправы.
О действиях бригады и корпуса после пяти часов 11 -го июля узнал лишь в сентябре. А пока…
…Очнулся, когда солнце спускалось к горизонту. Невыносимо болело сожженное тело, а в правом бедре и выше его чувствовалась глубокая боль. Мучительно хотелось пить.
Постепенно память возвратила к утренним событиям. С трудом сел и… согнал с себя рой больших зеленых мух, которые, однако, тотчас вернулись. Часов не было, на покрытой пузырями руке, болтался полусгоревший левый рукав, но ладонь сохранила чувствительность. Правая сторона обмундирования выгорела, сапоги, ремень и сумка подгорели, но держались. Правая рука – коричнево-бордово-черная, без кожи, в трещинах, не чувствует и больше всего болит. В уцелевшем левом кармане гимнастерки сохранился партбилет.
Вокруг – высокая густая рожь. А где наши? Близко по дороге идет гусеничная машина: люди на ней говорят по-немецки. Неужели наши отошли? Досада и тревога подкатились комом к горлу. Но заговорил разум: надо пробираться к своим!
В сумке – две топокарты с нанесенным на них положением сторон и боевыми задачами. Левой рукой и зубами снял полусгоревшую гимнастерку, оторвал левый