Маре было не до мирской суеты. Когда-то ей удаляли то ли гланды, то ли аденоиды, то ли еще что-то, связанное с головой, и видимо, переусердствовали, задев сложную область головного мозга.
Вы ж понимаете, гайморит – не геморрой. Хроническая «хворель» Мара была больнее всех больных. Болезнь с загадочным названием «вегето-сосудистая дистония» давала права и возможности болеть всласть. Тетушка Мара ела лекарства, как еду, а еду принимала, как лекарства. Возможно, сыграл роль один из бабушкиных советов, сказанный в шутку, но воспринятый Марой всерьез: «Даже если у тебя ничего не болит, ты здорова, как лошадь и на тебе можно пахать, ложись на диван и притворись больной. Пусть тебя муж пожалеет».
Бабушка сказала и забыла, а Мара не только запомнила эти слова на всю жизнь, но претворяла их в действие на каждом шагу. Закованная в кандалы болезней, тетя Мара страдала пожизненными мАральными страданиями, нескончаемыми, как музыкальные вставки в индийских фильмах, где все поют и танцуют больше, чем говорят, вращаясь в телодвижениях, напоминающих конвульсии человека с жуком за шиворотом.
Поскольку Лиза была занята собой, любимой, все домашние радости доставались Нюме. Мара шипела на супруга, как сало на сковородке шипит на яичницу-глазунью, поджариваясь до нужной кондиции. Болезненная тетушка с лимонно-селедочным выражением лица возлежала в постели, как принцесса на горошине и, поправляя сползающий с головы уксусный компресс, жаловалась на всяческие неудобства.
– Наум, я не могу здесь сидеть. Мне ду-ушно, мне нечем дышать. Пересяду к окну. О-о-ох… Принеси стакан холодной воды и открой окно!
Наум суетился, как горчицей подмазанный, мгновенно приносил требуемое и, встав навытяжку, как часовой у Мавзолея, ожидал дальнейших указаний.
– Это не вода, а бурда! И почему она не холодная? И почему она такая мутная?! – Мара подозрительно косилась на стакан. – Ты мыл стакан или нет? Унеси! Я такое пойло пить не буду!
Указания следовали с интервалом в каждые три минуты. Каждое последующее указание противоречило предыдущему:
– Закрой окно, мне холодно. Почему в доме – сквозняк? Ты хочешь меня простудить? Ап-чхи! Кажется, я уже простудилась, только простуды не хватает для полного счастья. Приложи мне капустный лист ко лбу и обвяжи полотенцем: в лекарствах – химия, а я признаю все натуральное. Выключи телевизор, мне мешает шум. Это что, соседи? Выключи соседей. Как они могут разговаривать, когда у меня болит голова? Никакого сострадания к тяжелобольнейшему человеку. Поправь мне компресс, подай медицинский справочник, принеси чашку горячего чаю и плед. Пожалуй, прилягу…
Застрявшая в недовольствах, как клизма в заднем проходе, Мара уныло стонала. Нюма, адьютант ее превосходительства, закаленный маральной инквизицией, лихорадочно несся исполнять, безнадежно поглядывая на телевизор и пытаясь сообразить, куда раньше направляться: выключать соседей или включать чайник.
– Наум! Ты куда запропастился? – взывала Мара, не в силах отбиться от болезней в одиночку. – Тебя