всех членов своей семьи, которые могли бы претендовать на престол. Воспитанный в Риме и Афинах, Антиох IV унаследовал необузданный нрав и выдающиеся способности отца, но своей склонностью к сумасбродствам, страстью пугать людей и любовью к пышности походил на таких экстравагантных безумцев, как более поздние Калигула или Нерон.
Как сын великого царя, павшего жертвой покушения, он должен был слишком многое доказать и самому себе, и окружающим. Столь же красивый, сколь и психически неуравновешенный, Антиох любил пышные церемонии и богатые пиры. При этом, откровенно пренебрегая придворным этикетом, он надменно злоупотреблял своими правами абсолютного монарха, поражая подданных эксцентричными выходками. В Антиохии молодой царь напивался допьяна на главной площади, публично совершал омовения и на глазах у народа приказывал массажистам натирать свое тело дорогими маслами, запанибрата общаясь с прислужниками и носильщиками паланкинов. А когда какой-то человек укорил его за расточительное использование мирры, Антиох повелел разбить горшок с миррой о голову зануды и принялся истерически хохотать над людьми, которые бросились собирать драгоценное масло. Антиоху нравилось переодеваться в чужое платье и разгуливать по улицам в розовом венце и золотой маске, но стоило какому-нибудь зеваке, разинув рот, уставиться на переодетого царя, как тот начинал швыряться в зеваку камнями. По ночам, переодевшись и загримировавшись, он слонялся по притонам Антиохии. Иногда он выказывал дружелюбие по отношению к чужеземцам, но его доброжелательность походила на добродушие сытой пантеры: совершенно неожиданно и без всякого повода он сменял милость на гнев, в котором также не знал удержу.
Монархи эллинистической эпохи обычно возводили свое родословие к Гераклу или другим героям или богам, но Антиох и тут перещеголял всех. Он велел называть себя Епифан, то есть “явленный со славой”. Правда, современники за глаза называли Антиоха иначе: Эпиман, “помешанный”. Впрочем, в его безумии была своя логика: он стремился консолидировать свою империю вокруг единого царя и единой религии. Антиох надеялся, что местные боги, которым поклонялись его подданные, растворятся в греческом пантеоне и его собственном культе. Но это было немыслимо для евреев, которых с греческой культурой связывали одновременно любовь и ненависть.
Иудеи воздавали должное греческой цивилизации, но отказывались признать ее превосходство. По свидетельству Иосифа Флавия, они считали греков никчемными людьми, распутными и легкомысленными. И все же многие жители Иерусалима уже вели модный, греческий образ жизни и носили одновременно греческие и еврейские имена, желая показать, что они могут быть такими же, как греки. Консервативные евреи, однако, придерживались иных взглядов: для них греки были идолопоклонниками, а обнаженные тела греческих атлетов вызывали лишь отвращение.
С воцарением Антиоха IV первым инстинктивным побуждением иудейских вельмож была попытка добиться для себя властных