безымянные героини второго плана – певичка в ресторане («Час пик»), дама в «Жизни Галилея», молодая проститутка в «Добром человеке из Сезуана»…
«Я просто от природы невезучая, – объясняла Нина Сергеевна – … Меня Бог не наградил одним качеством, которым должны обладать все артисты, – честолюбием… Я – человек очень ленивый, и могу добиться только того, чего очень захочу…»
Первые годы на Таганке и самому Филатову особой радости не доставляли – стоящих работ было маловато, раз-два и обчелся. Поначалу молодому актеру доверяли главным образом эпизодические роли. То Янека Боженецкого в «Часе пик», то помощника Галилея Федерцони, то Егора Ивановича («Мать» по Горькому), то Мотовилова («Пристегните ремни!»). Но все-таки он верил: «ковер покажет», и упрямо ждал, чувствуя, что способен на большее.
Никому не жаловался на не слишком ладно складывающуюся карьеру. И другим не позволял. Сокурсница Таня Сидоренко, тоже попавшая на Таганку, вспоминала, что тех, кто начинал скулить, Филатов обычно обрывал резким тоном: «В первую очередь в этом виноват ты сам. Либо добивайся чего-то, либо уходи из профессии». Но если вдруг с этим человеком случалось несчастье – всегда вставал на его сторону. Понимая, что сильнее, что талантливее…
«Большой работы не было, оставалась масса незаполненного времени, – вспоминал он, – и я продолжал писать по-прежнему. Видимо, я заполнял этим какой-то вакуум, пытался компенсировать какую-то актерскую зависимость чем-то своим, своевольным. Мне было интересно, но я мог бы без этого обойтись, чего не могут про себя сказать многие пишущие люди…»
Он прекрасно понимал, что на Таганке его ждет бесславие. Проработав на подхвате года полтора, собрался бежать. Тут-то, в часы сомнений и раздумий, подметило перспективного актера зоркое и плотоядное око другого великого мастера – Аркадия Исааковича Райкина. Плюс еще сын Костя, который тоже учился в «Щуке», подлил масла в огонь, все уши прожужжал отцу, что классный актер Филатов, пропадающий на вторых ролях у Любимова, пишет, ко всему прочему, очень интересные тексты – и поэтические, и драматические. Словом, у него есть все то, что тебе нужно. Бери с потрохами!
Будучи в Москве, мастер через сына передал великодушное приглашение Леониду заглянуть вечерком в гости. Трепещущий Филатов оделся в лучшее, пришел. У Райкина за столом сидели его старинные приятели – Леонид Лиходеев, Лев Кассиль, корифеи отечественной словесности. «Меня усадили, дали чего-то выпить, – вспоминал Филатов. – Я рта раскрыть не могу. Мальчишка из Ашхабада – а напротив три классика. Райкин милостиво улыбался, потом взял меня за руку и повел в кабинет…»
Стали беседовать. Цепко держа своего юного гостя почему-то за пульс, Аркадий Исаакович предложил ему перейти в свой театр. Обещал квартиру, освобождение от воинской повинности, скорые зарубежные гастроли – в Англию, Германию, Японию, весной в Польшу. «Будешь и играть, и писать, и делать, что хочешь», – как хитрый змей, как коварный Мефистофель, искушал