Не потому, что они требовали вторичного прощения, а чтобы этот духовник знал, с кем имеет дело, как врач, расспрашивающий обо всех болезнях, которыми когда-то страдал его пациент.
В Пугачеве все исповедники были незнакомы о. Сергию, со всеми приходилось разговаривать дольше обычного. Таким образом, стоящая около левого клироса, где он исповедовал, группа людей убывала очень медленно. Отец Александр исповедовал на правом клиросе, там подвигались гораздо быстрее.
Никто не мог бы обвинить о. Александра в том, что он небрежничал или торопился. Нет, он напоминал обо всех часто встречающихся грехах, спрашивал, не знает ли человек за собой еще чего-то, в нужных случаях давал советы. Но он говорил сам, быстро, привычно перечисляя грехи, а о. Сергий стоял и ждал, пока подошедшая к нему медленно и с сокрушением повторяет: «Сердилась… завидовала… на базаре, когда молока мало было, лишнюю цену брала…»
Наскучив долгим ожиданием, исповедники переходили от левого клироса к правому, и о. Александру приходилось исповедовать больше людей, чем в прежние годы. Это был новый повод к неудовольствию, но тут о. Сергий не считал себя вправе уступать ни на йоту; он готов был оставаться дольше, чем настоятель, исповедуя «своих» прихожан, но не мог позволить себе сокращать исповедь.
Понятие о том, как важно каждому иметь постоянного духовника, не было чуждо ни о. Александру, ни другим городским священникам. Они не раз пытались добиться того, чтобы люди ходили на исповедь к священнику «своего прихода», в смысле того частного разделения, о котором говорилось раньше; однако это не удалось по многим причинам. В приходе о. Сергия имелось несколько семей горячих приверженцев прежнего священника. Они были возмущены его увольнением, и, хотя о. Сергий был назначен через несколько месяцев после этого события, они довольно долго бойкотировали его, обращаясь со всякими требами к о. Александру. На дом к таким о. Александр отказывался ходить, но не мог не принять их на исповедь. Точно так же нельзя было отослать людей «чужого прихода», когда исповедь проводил только один священник. Впрочем, постепенно все более или менее установилось. К о. Сергию стали ходить те, кто хотел поговорить подробнее, хотел, чтобы священник отнесся к ним построже, а о. Александра любили за то, что он «не задерживает, исповедует и быстро, и хорошо».
Потом о. Сергий нет-нет да и возвращался к ставшей для него больной теме о распределении служения по неделям. «Хорошо, настоятелю положено служить первую и Страстную неделю, это его привилегия. Так ведь именно привилегия, я бы тоже с радостью послужил в эти дни, а у меня и право это отнято, да еще приходится „отслуживать“. Что же получается? На первой неделе я все равно присутствую в церкви каждый день и помогаю, иначе нельзя, да и самого тянет. На второй и третьей я служу, а о. Александр имеет возможность в любой день отдохнуть, не прийти или прийти только в пятницу и субботу, чтобы помочь при исповеди. Крестопоклонную неделю служит опять он, а я неизменно присутствую. Пятая неделя – моя; шестая