расстрела снова поменял. Боялся не своей смертью помереть. А ему и так глубоко за семьдесят, – генерал усмехнулся, – Самый старый среди нас, мы его еще в революцию Стариком прозвали.
Генерал замолчал разом, прислушиваясь. Потом поднял голову.
– Простите, снова как в прежние времена. Вам хоть тогда интересно было слушать-то? А я думал, из вежливости больше, боялся, снова потеряю. Много чего боялся, – он вздохнул. – Когда отставили, боялся, что за мной придут, как за теми, кто меня тогда патронировал. А еще раньше, до войны, очень переживал, что революция кончилась, дел для меня не сыщется. Я ж только школу окончил, никакой специальности не имел. Думал, подать прошение, чтоб забросили в империю, может, там понадобятся познания революционера. Мы ж по первой горели весь мир всколыхнуть. Но нет. Империя была еще сильной, грозилась всех поднять, коли против нее, что замышлять будут, вождь отступил. Наверное, тогда первый раз испугался, он вообще не из пугливых человек, а вдруг два дня не показывался, и потом собрал нас и объявил отбой. Меня сразу бросили доучивать, потом на стройки, потом война.
– И как же вы вот так всю жизнь? Почему не уехали?
Генерал вздохнул. Пожал плечами, хотел что-то сказать, прислушался. Выражение лица разом переменилось.
– Время кормежки. В гостинице, помните, начинают так же греметь, когда постояльцам…. Давайте позже поговорим.
Мы пожали руки, я выбрался из лаза, сопровождаемый тихими словами про Лидию, рядом со мной уже стояла Рада в маске. Положив блюдо с тарелками, она вернулась, и все так же молча и не сняв темную свою вуаль, стала подниматься по лестнице.
Март и Тит ушли, работа, Гор собирался, а вот Нил решил остаться, охранять пленника. Хотя скорее, помогать ему, вряд ли бы генерал смог выломать тяжелую дверь, запирающую выход.
Мы перекусили, молча поглядывая друг на друга. Все та же нехитрая трапеза, кажется, я стал привыкать к ней. К дому, к его обитателям. Захотелось позвать сюда старика, чтобы и он присоединился, а потом, после обеда, расписать пульку. Я вздохнул. Неужели только ради тех встреч я и пришел сюда. Старик спрашивал, я лепетал в ответ, но что правда, а что ложь в произнесенных словах – сам не знал. Верно, еще и поэтому мечусь между деревней и городом. Ища, и не находя, слушая и не наслушавшись. Пытаясь стащить осколки былого через десятки кварталов, разом разделившие их.
– Вы все молчите, – произнес Нил. – Может поведаете нам что-нибудь? Я бы рассказал о своих занятиях, да усмирение буйных и утешение безрассудных не слишком приятное слушание. А политикой мы вас и так накачали, – мы одновременно посмотрели на Раду, она, не глядя ни на кого, доедала салат. – Здорово старик во всем тут разобрался, я даже представить не мог. – Я спросил насчет катакомб, но Нил пожал плечами. – Врать не буду, наверное, еще есть, вот из противоположной двери дует. Так там ход к реке, до войны в этом доме брагу гнали, и тишком по речке сплавляли.