про него всякие скабрезные небылицы, как Петер узнал уже после, когда слух вернулся. Но сначала он от безысходности начал читать. Книгу взял в разграбленном монастыре, выбрав ту, что поменьше размером, а буквы и до этого знал. Отец научил когда-то.
Только тогда он наконец понял, зачем Господь спас его во время взрыва. Отныне Петер говорил с братьями только Словом и все время читал Книгу, стараясь запомнить как можно больше и как можно точнее. Все считали, что Петер тронулся умом, но слабоумным он не был. Он свято верил в то, что небезразличен Богу, что его миссия – просветить заблудшие души, явив им свет истинной, ревностной, безотчетной веры. Однажды он бросился прямо на строй аркебузиров, вслух читая псалмы, – и все пули прошли мимо. Он стоял в строю с братьями – и ни разу в них не попали ядра. За те десять лет, что Петер провел среди братьев-ландскнехтов, он не получил ни одной раны.
Капеллан закончил свое невнятное бормотание, в которое, похоже, и сам не верил, и взял облатку. Первый же ландскнехт, вышедший к нему из строя для причастия, крепким ударом справа отправил священника наземь. Затем пнул пару раз под дых, втоптал облатки в грязь и, подзуживаемый другими братьями, извлек на свет Божий те части, что отличали мужчину от женщины, чтобы под вселенский хохот и свист оросить капеллана. Тот, скорчившись от боли и унижения, хотел отползти, но получались у него только вялые, беспомощные подергивания.
Хауптман не вмешивался. Видимо, посчитал, что развеселившиеся ландскнехты будут воевать лучше недовольных.
– Пусть Апостол скажет! Апостола, Апостола перед строем! – один за другим загалдели братья.
Петер медленно подошел к брустверу, и ландскнехты тут же затихли, принимая сосредоточенный вид. Кое-кто даже посчитал нужным перекреститься. Петер прекрасно понимал, что служил для них талисманом, ходячим амулетом, живым щитом от шальных снарядов. Они говорили, что верят не в Бога, а в него, Апостола, так же, как верят в рубашку из крапивы, сотканную девственницей накануне Рождества. Но Петер был рад и этому, потому что любая искренняя вера, даже такая, лучше заумного высокопарного безверия.
Сотня посерьезневших бородатых лиц, не отрываясь, смотрела на него, сохраняя полное молчание.
– Благодать и мир вам да умножится в познании Бога и Христа Иисуса, Господа нашего!
Апостол, встав в полный рост, поднял обе руки к небу, и потерянный отряд, как один человек, опустился на колени. Хауптман, трабанты и грабежмейстер присоединились.
– Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!»
Кто-то воздел очи горе, другие склонились, опустив лица в грязь, третьи смотрели перед собой, но ничего не видели, беззвучно повторяя слова псалма. Летнее солнце уже оторвалось от края земли и пустилось в вечное путешествие по небосклону. Апостол, возглашавший молитву, был весь окутан его сиянием.
– За то,