Вовка бубнил:
– Мамка сказала, что если вы с бабкой еще раз сюда припретесь, она скажет папке, чтоб он вас с лестницы спустил.
Из кухни появлялась Вовкина мать – худая нервная женщина с вафельным полотенцем, перекинутым через плечо:
– И когда уже ваша старуха сдохнет, – шипела она, вытирая полотенцем тарелку, – место только занимает. Чего вы с ней возитесь, все равно комната нашей будет! Скорей бы уж…
– Сдохнет, сдохнет, – повторял глупый Вовка, приплясывая рядом с матерью и показывая мне язык.
Мне вдруг почему-то стало невыносимо жаль тетю Дусю. Я представила, каково ей живется одной в темной комнате, больше похожей на чулан с пауками. Да еще с такими вредными соседями.
– Фашисты! – заорала я, и, схватив с полу Вовкин грузовик, что есть силы грохнула его об стену. Грузовик разлетелся на мелкие кусочки.
Я была готова кинуться на Вовку и его злюку-мать с кулаками, но тут на шум в коридор выскочила бабушка и поспешно затолкала меня в комнату. Я слышала Вовкин басовитый рев и вопли его матери:
– Психованная! Платить теперь будете!
Цветы растут сами
Когда тетя Дуся умерла, соседи позвонили деду и сухо велели прийти за вещами.
Обычный телефонный звонок, никаких колокольчиков. Но я упрямо продолжала верить в некий таинственный звонок «оттуда». И даже потом, много лет спустя, когда в семье умирал кто-то близкий, я всегда безошибочно узнавала этот звонок. Его невозможно спутать ни с каким другим. Тревожный, резкий, беспощадный – не звонок, а набат, от которого обрывалось сердце и перехватывало дыхание в груди. Хотелось спрятаться, убежать, заткнуть уши – нет, нет, только не это! Не сегодня! Не сейчас! Но бежать было некуда – телефон звонил и звонил. Я снимала трубку, и в который уже раз выслушивала то, что и так знала за мгновение до звонка: «Ваша мама, отец, сестра…»
…На могиле тети Дуси поставили простой деревянный крест. Об этом перед смертью просила сама покойница. Еще просила не сажать ни цветов, ни деревьев, сказала: все, что мне нужно придет само. И верно – никто никогда не сажал на тетидусиной могиле цветов. Ирисы и ландыши росли на ней сами. Сами по себе занялись вишня, слива и другие плодовые деревца. Причем росли они так ровно и аккуратно, словно чья-то невидимая рука заботливо рассадила их по углам земляного холмика. А сколько на могиле было дикой клубники – целые россыпи!
Со временем обида на тетю Дусю прошла. Вернее, одно мое «я» понимало, что не стоит дуться на старушку, но другое «я» нет-нет да царапало острым коготком: а помнишь, как она тебя?
Кольцо с профилем
Однажды – мне было, наверное, уже лет семнадцать – мы с бабушкой и сестрами пришли на кладбище. Была Троица. Светило жаркое июньское солнце, но ледяной северный ветер пронизывал насквозь. Бабушка серпом срезала прошлогоднюю траву на могиле тети Дуси. Танька со Светкой сидели на облупленной скамье и уплетали пироги с сушеными грибами, запивая их чаем из термоса.
Вдруг