раньше командира, – прыгай вместе с дружками в свою железную коробку, и пережидай этот великий перелет, – а потом товарищ полковник объяснит вам, как жить дальше. Жить хорошо, брат.
Он хлопнул Дуба по плечу; точнее – по могучей груди; до плеча он просто не дотянулся. И совсем не удивился, кода тот ответил легким похлопыванием по плечу Анатолия (с его ростом и длинными руками он мог выразить так приязнь всем новым знакомым, окружившим его с командиром) и фразой, которая должна была родиться… неизвестно когда:
– А хорошо жить еще лучше, брат!
Но лицо Витальки при этом не стало мягче и спокойней.
– Этот перелет не случайный, Полковник Кудрявцев, – так же торжественно принялся объяснять Дуб, – он означает, что скоро налетит шторм.
Последнее слово он произнесен с такой мрачной силой и нажимом, что Анатолий невольно содрогнулся; вспомнил пророческие слова Кудрявцева о том, что все катаклизмы, что несла эта злая планета, могут быть исключительно разрушительны – такими, какое человеческое сознание просто не может вообразить. И полковник рядом, скорее всего, тоже проникся.
Он махнул в сторону стальной громады города; пригласил русов под его надежную защиту:
– Туда, друзья, – там нам никакой шторм не страшен!
Дуб лишь скептически помахал головой.
– От шторма нет защиты. Только забившись в глубокие пещеры Железных гор или нашего Побережья, куда и летят все стада, можно переждать его – в надежде, что входы не завалит валунами, и что можно будет еще раз посмотреть на наше ласковое солнышко.
Анатолий сначала подивился цветистости и безупречности постройки достаточно длинной фразы дикаря. В голове метнулась и пропала мысль о том, что в нем, в Витальке Дубе, словно были собраны воедино несколько характеров – от добродушного до стеснения Дубова до рассудительного и академически точного в суждениях профессора Романова.
– А вот эти словечки, да издевательские приколы – это уже от меня! – обожгла сознание еще одна внезапная мысль.
Потом все смыло изумлением, граничащим с возмущением:
– Ласковое?! Да оно, это чертово светило, чуть не отправило на тот свет десятки горожан! Предупреждать надо было!
К кому обращался сейчас разгневанный тракторист? Он так и не задал себе этого вопроса. Потому что все невольно вздрогнули от вопля, полного отчаяния. Когда Никитин повернулся к аборигену, чье лицо сильно смахивало на физиономию Витальки Ершова, бывшего пермского художника (только физиономия – фигурой этот «художник» едва ли не превышал своего вождя), это самое лицо уже заполнило вселенское блаженство. А с правой руки к траве тянулась толстая кишка – ужасный червяк-убийца. Очевидно, зазевавшийся от свалившихся на голову новостей абориген не успел отреагировать на опасность. Если, конечно, такая возможность вообще предполагалась…
Реакции вождя русов могли позавидовать все…