его команда, бальзамом пролившаяся на душу упавшего было духом тракториста:
– Света, – посмотри, что там с ним.
– Есть, товарищ полковник, – Левины шагнули к уложенному теперь на траву аборигену вместе.
А полковник уже спрашивал Дуба:
– Я так понимаю, что оставить танк здесь вы не хотите?
– Нет! – твердо заявил вождь, – это мой танк – тридцать четвертый по счету – и я или с ним дойду до цели, или погибну с ним вместе. Иного не дано!
Никитин сначала восхитился цифрой, тут же переименовав «Железный Капут» в «тридцатьчетверку», а потом с уважением покачал головой, не осуждая, но и не принимая душой такой жертвенности.
– В конце концов, – подумал он, – можно построить и тридцать пятый… если будет кому строить.
Наверное, он прошептал эти слова достаточно громко («Ну, или „Виталька“ умеет читать мысли», – ухмыльнулся он теперь уже точно беззвучно), и Дуб рядом грозно и непреклонно нахмурил брови. Но решал тут все не он, и, конечно же, не бывший тракторист Анатолий Никитин. Мудрости полковника Кудрявцева хватило бы не только на этих в чем-то похожих людей («Да – людей», – подчеркнул Никитин, опять про себя), но и на всю вселенную. Он уже диктовал в рацию:
– Холодов, выдвигайся. Будем буксировать «подбитый танк»… вместе с экипажем. В ремонтную мастерскую.
– А…, – сунулся к нему профессор, очевидно, пытавшийся высказать опасения, типа: «А это не опасно, Александр Николаевич», – но ловко поменявший тему, – у нас есть эти самые мастерские?
Он с сомнением оглядел громаду «тридцатьчетверки». Полковник кивнул:
– Южный ангар пуст. Вот пусть наши гости поживут в нем, вместе со средством передвижения.
Он тут же принялся командовать в рацию – уже коменданту, очевидно, нисколько не сомневаясь, что Ильин тоже жадно приник к динамикам в командном центре:
– Валерий Николаевич, организуй все в Южном ангаре для комфортного проживания шести человек… с учетом их габаритов. И безопасности, конечно; нашей. Но это уже задача для тебя, Борис.
Теперь все повернулись к Левиным, и «Витальке Ершову». К последнему, сидевшему на траве с вполне осмысленным взглядом и баюкавшим культю руки со жгутом, глубоко перехватившим этот обрубок, и бросился вождь с криком, полным ликования:
– Ерш, брат, ты вернулся!
Но еще больше страсти – волнения, испуга и торжества (Анатолий так и не понял – чего больше было в этом крике?) – прозвучало в вопле Бэйлы, от которого Анатолий дернулся, словно пораженный электрическим током, а потом расплылся в широкой улыбке:
– Товарищ полковник, Александр Николаевич! Оксана рожает!!
Никитин впервые увидел, как лицо командира стало растерянным; показалось даже, что полковник испугался, как, наверное, никогда прежде. Он повел глазами по окрестностям, словно не узнавая никого: зацепился взглядом