скорбному положению вещей еще не выработалась. И тут его неожиданно спросили, помахивая зажженной лучиной, на что он готов пойти, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее русло?
– На все, – кратко ответил староста.
Да, человек привыкает ко всему, но горе тому, кто лишает человека его старых привычек.
– Тогда будем жечь. – Поднеся лучину к смолистому факелу, воевода загасил ее, воткнув в землю, а разгоревшуюся ветку передал лучникам, наказав не начинать обстрела раньше времени.
– А ты, Терлей, раз уж твоя жизнь принадлежит мне, будешь всех отвлекать. По-буртасски он разумеет, Пычей?
– Нет, не разумеет, – растерянно ответил тот.
– Надо научиться. И именно к тому моменту, когда мы твою избу стрелами подожжем и гостей как курей поджаривать будем. Будет полезно буртасов чем-нибудь занять, а ругающийся на их языке ратник подойдет для этого дела как нельзя лучше. При допросе их десятника я таких выражений от него наслушался, что не удержался и попросил изложить все под запись и с переводом. Он столько заковыристых изречений знает, что у меня сразу появились догадки по поводу его сожительницы. Думаю, что ласковей, чем «сивый драный козел с обвисшими ушами», та словенка его не называла. Ну все, айда через тын, по пути остальное скажу. Всего несколько слов, переводи, староста…
Для Терлея весть, что его будут использовать в качестве приманки, ровным счетом ничего не изменила. Он был готов выполнить что угодно. Его жена и дочка были свободны, Пычей клятвенно подтвердил, что видел их живыми и здоровыми на захваченной лодье. Теперь самое время отдать проигранную в поединке жизнь.
Дождавшись, когда огненные стрелы подожгут соломенную крышу у дома старосты, Терлей немного выждал и поднялся навстречу врагу, засевшему в окруженной усадьбе. Тяжело передвигая ноги, он метнулся, как раненая черепаха, через всю улицу, освещенную разгорающимся на крыше пламенем, перевалился за плетень и заполз за приземистую бревенчатую баню.
Собственно говоря, он не знал, что это за зверь такой, но воевода объяснил, что это сильный и очень быстрый хищник, поэтому такой воин, как Терлей, должен соответствовать этому названию. Вот только вторая кольчуга, толстый длинный халат и нелепая бармица на лицо, которые силком на него напялили и которые сидели на нем, как на чучеле, не давали соответствовать столь грозному и стремительному зверю, поэтому воевода добавил, что пусть черепаха будет раненой.
Однако лишняя защита не помешала и от хлестких ударов стрел спасала очень даже неплохо. Впиваясь в центр скрученного из проволоки кольчужного колечка, стрела тратила свою энергию, чтобы расширить эту спиральку, и проходила внутрь всего на палец-другой, а уж при наличии дополнительного доспеха воин превращался в настоящую ходячую крепость.
Правда, на глиняных ногах, но тут уж Терлею приходилось прилагать все свои усилия, чтобы быстрее их переставлять.
«Хорошо все-таки, что поддел длинный халат, – рассуждал он, передвигаясь ползком