моя прапрабабушка Элис повесила их перед Великой войной[3], – задергивают в восемь часов (а спать он ложится в половине одиннадцатого) и никогда не отодвигают до четверти седьмого по утрам. Что заставило мою мать впорхнуть в его жизнь хорошенькой пташкой, любопытной и энергичной? Что заставило ее обосноваться в этом доме с толстыми стенами, полированными полами и темными углами, так похожем на своего хозяина? Мы с мамой любим ходить по цветочным магазинам и в цирк, обязательно смотрим представление на Рождество и посещаем кондитерскую, чтобы попробовать сладости. Мы притворяемся абсолютно беззаботными женщинами, когда пьем в пять часов чай с булочками, топлеными сливками и вареньем в старинных усадьбах, в те дни, когда они открыты для посещения. А в книжных магазинах моя мать буквально сходит с ума и тратит слишком много денег, выделенных ей на булавки. Потом ей приходится прятать книги от мужа, чтобы избежать нравоучений и упреков в чрезмерной расточительности.
Уже темнеет, и в тот самый миг, когда пора выключать свет, я надежно прячу дневник там, где отец никогда его не найдет, – под прикроватным ковриком. Но мне хочется как можно дольше посидеть у окна. Здесь очень тепло. Розы в палисаднике источают слабый аромат, ночной ветер треплет мои волосы и заставляет меня улыбаться, и последние отблески света отражаются на ступеньках, эркерах и поросших мхом крышах домов, когда улица готовится ко сну. Мне хочется удержать сегодняшний вечер, потому что когда все стихнет и на землю наконец опустится тьма, снова начнется кашель.
Теперь я знаю, о чем мои родители говорили вчера вечером. И, подумать только, сегодня утром я убежала в школу в гораздо более радостном настроении, чем обычно, ведь это был последний учебный день перед летними каникулами, и вернулась домой гораздо более счастливая, чем обычно: впереди было лето. Но когда я увидела, что отец пришел домой раньше, чем обычно, и стоит, склонившись над машиной, у меня возникло предчувствие. Очень нехорошее предчувствие. Он никогда не приходил домой раньше положенного времени, ведь ему необходимо подавать остальным служащим банка положительный пример.
Когда в тот же вечер чуть позже я проходила мимо гостиной, отец позвал меня и сообщил, что мне нужно собирать чемодан, поскольку завтра меня отправляют на лето за город. Не меньше чем на месяц, так он сказал, возможно, недель на шесть, а потом принялся расхваливать тамошний чудесный воздух и перспективы провести время с пользой. Отец думал, что делает для меня что-то хорошее, и ждал, что я буду его благодарить. А я опешила. Застыв в дверях, я молчала, спрятав за спиной новый выпуск «Радио таймс», – мне не хотелось, чтобы он видел, какие именно передачи я собиралась послушать с мамой. Отец никогда не допускал возражений, ни моих, ни маминых, поэтому, сообщив мне новость, снова уткнулся в газету, а я стояла и смотрела на него, ища повод для отказа.
Только когда я оказалась в своей комнате, мне на ум пришли слова, которые я должна была