через дорогу мистер Филд продолжал стричь изгородь, щелк-скрип-щелк-скрип, как делал из года в год вот уже несколько десятилетий. Когда-то мама оставила украдкой у его дверей маленькую баночку машинного масла…
И тут вдруг раздался громкий четкий голос.
– Я вам не верю! – Венетия наконец пришла в себя. – Наша мать умерла. Ее больше нет. Оставьте нас в покое и рассказывайте свою историю кому-нибудь другому.
Фиби Робертс подняла голову и, увидев возвышающуюся над ней Венетию, поднялась, осторожно, но не испуганно, и в этот миг я невольно почувствовала восхищение.
– Не верите? Тогда взгляните на это.
Ее лицо было очень бледным, щеки ввалились, словно кто-то осторожно извлек плоть и натянул кожу прямо на кости. Вывернув холщовую сумку и нежно проведя пальцами по всей длине внутреннего шва, Фиби Робертс наконец нашла то, что искала: старательно вышитые буквы – «ЭСХ». Элизабет Софи Харингтон. Венетия недоверчиво хмыкнула и, наверное, сказала бы что-нибудь, но гостья с невозмутимым видом взяла маленькую тетрадь, открыла ее и пролистала от начала до конца. Почерк моей матери. Длинная колонка слов, одно под другим.
Флора. Беатрис. Хестер. Дона. Женские имена. А потом, на самой последней строчке – Венетия.
Мою сестру хотели назвать Флорой, в честь Флоры Пост из «Неуютной фермы»[6], но вмешался отец, и нашему брату разрешили быть Джаспером вместо Фицвильяма. Это было любимое имя моей матери, на которое отец наложил вето, вместе с Винифредом, Галадриэлем и Сильвестром, полагая, что английским профессорам, особенно тем, которые обожают романы Джорджетт Хейер[7], необходимо запретить выбирать имена для своих детей. Я нахмурилась, увидев аккуратный завиток буквы «В», похожий на птичку, – предвестник появления Венетии – и едва сдержалась, чтобы не перевернуть страницу. Я была уверена, что список продолжался. В нем должны быть и другие имена. Например, Адель. Или Аделаида. А может Аделина?
– Венетия – это вы, верно? – Гостья тщательно произносила слова. – И если вы все еще мне не верите, то будете потрясены, когда узнаете, что существую не только я. Я почти уверена, что есть кто-то еще…
– Как вам не стыдно! – прошипела Венетия, сверкая глазами. – Как вы посмели явиться сюда именно сегодня, в такой день? И где, черт возьми, вы взяли все эти вещи? Украли?
Фиби Робертс невозмутимо посмотрела на нее.
– Их дала моей приемной матери медсестра – в тот день, когда меня удочерили. Я выяснила, что матерям советовали шить одежду для своих малышей, в которой те отправятся в приемные семьи. – Она вздохнула, и ее плечи поникли. Казалось, ее задор исчез. Гостья принялась медленно укладывать маленькие штанишки и шапочку обратно в сумку. – Мои родители столько лет хранили все это. Я нашла эту одежду на прошлой неделе, случайно, когда искала старую зимнюю куртку.
Я наблюдала за тем, как она захлопывает тоненькую тетрадку, и в тот краткий миг, когда синие буквы, написанные почерком моей матери, исчезли из поля зрения,