ему, чтобы мы не чувствовали себя одинокими. Он всегда смеется и заставляет смеяться других, и загрустить в его обществе невозможно. Мы с Джоном пошли прогуляться, и он рассказывал мне о новом сорте роз, который вывел хартлендский садовник и назвал его «Джанни», в честь хозяйки дома. Я пыталась запомнить все, что он мне говорит, чтобы рассказать потом своей маме, ведь она так любит розы. А потом Джон взял мой коврик, книги и повел меня пить чай. Я не сказала ему, что люблю оставаться одна, тут, где так чудесно пахнет, где очень просторно и можно читать, писать и думать о маме; в этом замечательном месте, в такой чудесный вечер. Направляясь к дому вместе с Джоном, я слушала его рассказы и смеялась вместе с ним.
Глава седьмая
– К тебе пришли, Эдди.
Закончив разбирать бумаги в своем душном кабинете, я стояла в кухне и украшала четыре морковных торта для чайной вечеринки, которую миссис Дженкинс-Смит устраивала для дочери. С сегодняшнего утра мои мысли ходили по кругу, и я настолько устала, что мечтала забыться, даже если забытье придет в виде восьмидесяти пяти маленьких морковок и тридцати кроликов, сделанных из ярких разноцветных марципанов. Я только-только достигла приятного состояния отрешенной концентрации, вырезая зеленые и морковно-оранжевые заготовки, и в этот момент Клер распахнула кухонную дверь.
– Пришла Грейс? – спросила я. Оранжевый цвет слегка поплыл у меня перед глазами, когда я покосилась на рабочую поверхность. – Скажи ей, что налоговые накладные и новое посменное расписание лежат на столе.
– Нет, все намного лучше.
Клер принесла охапку багетов с прилавка и с восторгом покосилась на моего друга Эндрю, который как раз переступил порог кухни, – длинноногий, высокий, загоревший за неделю, которую он провел со своей девушкой и ее семьей в Марселе. Там было чудесно, солнечно и тепло – двадцать семь градусов, тогда как в Англии выдался самый дождливый май за последние семнадцать лет.
– Привет, Эдс, – произнес Эндрю, немного нахмурившись при виде того, как я мучаю марципан, и глядя на мои огненно-оранжевые руки. – Что делаешь?
– О, ничего особенного, – пробормотала я, взмахнув в воздухе ножом, что могло означать, а могло и не означать украшение тортов и размышления о сестре-близняшке, о которой никто не знал.
– Как прошел отпуск, Эндрю? – Клер все еще стояла в дверях, обнимая багеты и жеманно улыбаясь. – Главное, чтобы тебя не было здесь к тому времени, когда придет Грейс. Никаких посторонних – вот ее главное правило, но я, конечно же, ничего ей не скажу.
– Клер, почему бы тебе не унести все это? – спросила я, и она наконец исчезла, весьма неохотно.
Эндрю пристально посмотрел на меня.
– Выглядишь ужасно, – сказал он. – Стоило мне на неделю уехать, и ты развалилась на части.
Он подошел и встал рядом со мной. Слабый луч солнца, скользнувший в высокое окно, озарил его мягко очерченные скулы, выделил золотистые