упадешь с кресла!
Про шефа
Инструктором в моем экипаже был Владимир Трушин, между летчиками-инструкторами по прозвищу «Труха», а КэЗом – капитан Ксенофонтов, опять же среди пилотов по прозвищу «Ксюша».
Инструктора.
Курсанты.
Инструктор мой был спокойный, терпеливый, никогда не ругался на нас, а, тем более, матом. Залетали мы быстро, я вылетел сам уже после 17-ти полетов с инструктором. В нашем экипаже только Джоржик (Олег Зимин) не смог освоить полет. Закончил по нелетной, как и Валерка Сараев, и Докуменов, по прозвищу «Паспорт»
Джоржик был по характеру такого язвительного плана, всегда готовый на какие-то приколы, розыгрыши и шкоды. Мы с ним на пару взялись докапывать Вовку Миля. Тот был «вещь в себе». Вечно какие-то думки-задумки, граничащие с закидонами.
Ходил он, гордо задрав голову вверх, так, что нос его составлял прямую линию с горизонтом. За это мы его дразнили «АГД», а между собой кликали – «дятел».
Однажды, воспользовавшись тем, что он куда-то вышел из класса подготовки к по-летам, я иголкой наколол ему в тетрадке подготовки слово «дятел». Он вернулся, увидел это и перелистнул страницу. Там тоже – «дятел». Он следующую, следующую.… Все странички до конца прокололись.
Шеф впаял мне короткой фразой – «Два на два, и на два!» Это была популярная мера наказания – рыть яму указанных в метрах размеров лопатой за общественным нашим туалетом в бурьяне. Судя по количеству этих ям, многие поколения курсантов до меня ос-тавили там свои автографы. И я оставил свой – объемом аж в восемь кубов.
Но после того, как Вовка убрал шасси прямо на ЦЗ, перед запуском двигателя, он, надо отдать ему должное, пришел в класс и сказал – «теперь МОЖЕТЕ называть меня дятлом» Но, странное дело, всё произошло наоборот. Сострадание взяло верх и дразнить мы его перестали.
Про Витяпочку
Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя
в одной эскадрилье служили друзья.
Друзья.
На полетах мы близко сдружились с Витькой Паршкиным, наши кровати стояли рядом и жили мы в «одной тумбочке». Мой позывной был – «тринадцатый», а его – «четырнадцатый». Кликали все его «ВитяП», прибавляя к имени первую букву фамилии.
Своим крупным, с горбинкой, носом, он здорово смахивал на нашего инструктора, Трушина, и мы стали тоже его звать – «Труха».
Однажды были мы с Витяпом в наряде по столовой. Закончили все кухонные работы за полночь. Уставшие, взмокшие от кухонной жары, вышли на улицу, легли на скамей-ку и уставились в звездное небо. Впереди маячила уже профессия и мы взялись с ним обсуждать, кто на чем хотел бы летать после училища. Помню, что он хотел на Су-пятнадцатом, а я – на Су-7Б. (А оба попали в шкрабы).
Виктор Паршкин.
Витяп жил