пятьдесят возов с товарами, а праздного люда возле них толкалось раза в три-четыре, пожалуй, больше. Ярмарка веселилась и играла, торговалась и пела песни, кудахтала, мычала, блеяла, смеялась и расцвечивалась яркими платками, юбками, раскидываемой на прилавках материей и мотками шёлковых лент. Крутилась разборная карусель, откуда слышался задорно девичий смех. Но мысли Митяя – только о предстоящей свадьбе. Он и на площадь-то в воскресный день заехал, чтобы колечко Манечке купить. Ему самому – серебряное, широкое мужское кольцо – дядя Фёдор Турчонок подарил на прошлой неделе.
– Это, Димка, – сказал он, улыбаясь, – тебе на счастье от крёстного, теперь всю жизнь на руке носить будешь и меня вспоминать. Оно от напастей уберегает. Его ещё отец мой от француза получил, когда под Севастополем они оборону держали. Он тогда на раненого французского офицера наткнулся, тот без сознания в овражке лежал, и на себе его до лазарета дотащил. Пройди он мимо – помер бы француз.
Митяй обнял дядю и пообещал:
– Беречь буду его, дядя Фёдор, спасибо тебе за подарок.
Внутри кольца была надпись: «Dieu vous garde» – которая ничего обоим не говорила, но решили, что для венчания оно годится. Кольцо было Митяю чуть-чуть великовато, но с пальца не сваливалось, значит, к венчанию он был, считай, готов. Ему хотелось купить колечко и для Манечки.
Коробейники в деревне бывали, и лавка галантерейная купца Пичугина работала, но маленькие кольца были из меди, латуни или из мельхиора. Были и серебряные, но для Манечкиных пальчиков явно велики.
Он уже почти миновал торговые ряды и возы с разложенными товарами, как услышал знакомый бархатный голос… Елизавета Апполинарьевна, которую, за глаза, в деревне звали Комарихой, улыбалась ему:
– Вот встреча, так встреча. Никак, Дмитрий Петрович, нужного товару не найдёте?
– Хотел купить колечко Манечке, под венец идти, да ни одно не приглянулось.
– Вот незадача-то, – усмехнулась она, – это дело поправимое. Не завтра свадьба, выберешь ещё… Да у меня дома с десяток есть, заходи – глядишь, какое и понравится, сговоримся. Заодно поможешь мне граммофон до дому доставить. Гляди, какую я красоту купила.
Митяй на возу увидел граммофон. Как же он был хорош, как сверкал полированными боками красного дерева! Труба у него волнистая, похожая на цветок, и с золотым отливом.
– Вот ещё четыре пластинки к нему. Теперь у меня не посиделки будут, а музыкальные вечера. Ты-то любишь пластинки слушать?
– Я и слышал-то разок, на ярмарке в прошлом году. Помню, мужик какой-то про блоху пел и всё хохотал, пьяный, наверно.
Женщина засмеялась:
– Эх, ты… это на всю Россию известный Шаляпин! Ну, давай, грузи к себе на сани.
Митяй осторожно поставил граммофон, рядом с граммофоном бочком села Комариха, придерживая его, а он пристроился на конце саней и слегка тронул гнедую кобылу Кралю вожжами. Она понеслась по улице, раскидывая комья снега.
Доехали