Эта штука не стоит и ломаного гроша.
У Ги кровь зашумела в ушах.
– Таких псов, как ты, следует подвешивать на дыбе и разводить под ними костер, чтобы хорошенько прокоптить тупые мозги!
– Уж не ты ли, анжуйский щенок, святоша, намерен угрожать мне, свободному франку?
Эмма испуганно бросилась между ними. Девушка-воровка со светлыми косами, завидев, что за спиной Ги выросли грозные фигуры ратников его отца, затараторила:
– Смилуйтесь, благородный господин! Просто Вульфрад с утра выпил. Он зажиточный человек и вернет вам деньги работой или товаром. О, будьте милосердны, молодой сеньор!
Хриплый рев оглушил их, прервав спор. Дородный монах, рядом с которым восторженно прыгали двое белоголовых малышей-близнецов, весь багровый от напряжения, дул в старинную медную трубу с раструбом в виде разверстой пасти чудовища. Громогласные звуки этого инструмента послужили сигналом к трапезе. И тотчас успевшие проголодаться люди со всех сторон хлынули к выстроившимся у ручья столам.
Эмма стряхнула ручищу подхватившего было ее под локоть Вульфрада и, улыбнувшись Ги, повела его к ручью. Здесь уже действовали сословные разграничения, которые на время праздника как будто стирались. Хотел того Вульфрад или нет, но он вынужден был расположиться за одним из боковых столов, где, все еще хмурясь и не обращая внимания на щебетание своей светловолосой заступницы, с силой вонзил зубы в свиной бок. Ги и Эмма прошли за верхний стол, где восседали граф, графиня Пипина, настоятель и его ближайшее окружение. Сюда прямо с огня подавали лучшие куски жаркого, им первым подносили вино. Эмма сидела подле матери, среди державшихся особняком монахинь. Они уже попробовали душистого графского вина (сам Фульк, подшучивая, заставил каждую осушить по доброй чаше), раскраснелись и, оставив обычную чопорность, пересмеивались и болтали. Среди пожилых благочестивых сестер были две-три еще совсем молоденькие, и дружинники графа оживленно обменивались с ними двусмысленными шутками. Одна графиня Пипина держалась с достоинством дамы, воспитанной при дворе Каролингов. В скорбном и строгом взгляде этой тихой женщины было нечто такое, что внушало невольное уважение и не позволяло лихим воякам развязывать языки за столом. Даже манера есть выдавала в ней истинную графиню – она брала еду кончиками пальцев, жевала медленно, с достоинством, словно присутствие на таких обильных пиршествах было для нее ежедневным делом. Большинство же присутствующих ели так, словно задались целью продемонстрировать мощь и объем своих желудков. Они хватали мясо руками, разрывая его и заглатывая огромными кусками, шумно чавкали и выплевывали кости. Жареную баранину заедали копченым лососем, морковь грызли вперемешку с мочеными яблоками, бросив в рот щепотку соли, принимались за грудку каплуна, за которым следовали мед в сотах, зеленый салат и приправленный тмином мягкий сыр. Особенно усердствовали косматые жители лесных деревень. Монахам даже приходилось следить за тем, чтобы они, урча, как звери, не затевали драк из-за какой-нибудь луковицы либо куска кровяной колбасы.
Ги