от всех связанных с этим проблем.
– Я знаю, что именно так ты бы и поступила. Я однажды видел, как Арья убила раненого ястреба, объяснив мне, что смерть его неизбежна и она лишь избавляет птицу от нескольких часов ненужных страданий. Возможно, мне следовало бы точно так же поступить и со Слоаном, но я не смог. Наверное, я совершил поступок, о котором я стану сожалеть до конца своей жизни. Но если бы я все же убил его, это было бы еще хуже, ибо впоследствии я научился бы убивать не задумываясь.
Имиладрис вздохнула. Она вдруг показалась Эрагону очень усталой, и он напомнил себе, что королева целый день провела в сражении.
– Оромис, возможно, и был твоим учителем, но ты только что доказал, что в действительности ты – истинный ученик и последователь Брома. Бром, и только Бром был способен, как и ты, опутывать себя всевозможными сложностями. Как и он, ты, похоже, приговорен выискивать самое глубокое место в зыбучих песках, а потом без оглядки бросаться туда.
Эрагон подавил невольную улыбку; он был страшно польщен тем, что Имиладрис сравнивает его с Бромом.
– Ну, так как же мне быть со Слоаном? – спросил он. – Его судьба теперь от тебя зависит, госпожа моя.
Имиладрис медленно присела на стул возле складного столика и, положив руки на колени, стала смотреть куда-то в угол волшебного зеркала с выражением глубокой и загадочной задумчивости. Эрагон понимал, что это лишь прекрасная маска, скрывающая ее истинные мысли и чувства, но проникнуть под эту маску он не мог и даже не пытался. Наконец она снова заговорила:
– Раз ты оказался способен, почти не задумываясь, спасти этому человеку жизнь, то и я не могу отказать тебе в твоей просьбе, дабы не сделать бессмысленной принесенную тобой жертву. Если Слоан переживет уготованные тобой испытания, тогда Гилдерин Мудрый позволит ему пройти и получить у нас и кров, и мягкую постель, и вдоволь пищи. Больше я ничего не могу тебе обещать, ибо то, что может случиться в дальнейшем, полностью зависит от самого Слоана; но если все те условия, которые ты перечислил, будут им соблюдены, тогда мы постараемся впустить луч света в окружившую его тьму.
– Спасибо, ваше величество. Вы чрезвычайно великодушны.
– Нет, это отнюдь не великодушие, Эрагон. Война не дает мне права быть великодушной; я всего лишь проявляю здравый смысл. Так что ступай своей дорогой и делай то, что должен, но прошу тебя, будь осторожен, Губитель Шейдов.
– Ваше величество… – Эрагон поклонился. – Могу ли я попросить о последнем одолжении? Не стоит пока сообщать Арье, Насуаде или кому-либо из варденов о моем нынешнем положении. Очень вас прошу не делать этого. Я не хочу, чтобы они тревожились обо мне дольше и больше, чем нужно. Да и все равно они скоро обо всем узнают от Сапфиры.
– Я подумаю над твоей просьбой.
Эрагон еще немного выждал, но Имиладрис молчала, и ему стало ясно, что о своем решении она ему не скажет больше ни слова. Он снова поклонился и поблагодарил ее.
Светящееся изображение на поверхности воды