не принимала случайную подружку всерьез, впрочем, это было взаимно. Провинциалка с буржуазными замашками курицы, с жалким культом семьи и карьеры, с культом манюрки! Помогала ей как могла, когда крышей над головой, когда башлями, картошкой, наконец, давала носить свои тряпки, когда выгорали из моды, подарила, наверное, не одну пару туфель – сколько, точно не помнит, вела под ручку по кругам столичного гада, и на тебе! Свадьба! И с кем! С нашим принцем уэльским! Ева на космическом лифте уходила за облака, смеясь рекламной улыбочкой «Поморина», к сияющим вершинам московского истеблишмента, туда, где не было проблем со всем тем, что сама Майя боготворила, ну хотя бы, блин, с дисками и стильными тряпками. До последнего момента она втайне считала, что все эти россказни о помолвке, о свадьбе – ее тогда не было в Москве – крутой понт, не более. Майя еще больше жалела бродяжку, которая не понимала, что принц красных кровей спит с ней, и только. Сливает густые сливки. И вдруг – бац! Все оказалось не полной фигней, а чистой воды алмазною правдой, сентиментальная сказочка в духе Диснея становилась реальностью, Ева делала всем ручкой: Ку-ку, девоньки. Вот она уже притащила назад все Майкины вещи: черные лакировки на платформе, джинсы суперлайф, шведские нервущиеся колготки… какой жалкой кучей показалась вся эта обмундировка по сравнению с тем, как сногсшибательно была одета вчерашняя курица: тонкая кашемировая блузка, голубой замшевый пиджак и такие же умопомрачительного нежного тона брючки, а поверх всего – шел дождь – куртка из лайковой кожи, небрежно наброшенная на плечи. И вся эта европейская роскошь была куплена на вшивые советские дензнаки в закрытой для посторонних пролетарских рыл секции № 100 в ГУМе. О такой лазейке на Запад подруга и не слыхала. Ошеломленная Майка даже лифчик английский с Евы сняла, чтобы примерить. «Ну хоть лиф подари, бля!» – орала она матом, крутясь перед зеркалом, которое Ева держала в руках, но та считала, что интимные вещи дарить неприлично, тем более после носки. Ханжа! Ева отделалась набором парижских теней фирмы «Ланком» – 12 оттенков зеленого! А вот и приглашение на свадьбу, отпечатанное в типографии – шик! – бледно-фиалковый бланк с тиснеными золотыми кольцами в клювах мещанских голубков и ее имя элитным почерком: Майе Аничковой. И пахло от карточки восхитительно. Кусать ее, стерву, хотелось, как шоколад. Майя была и рада за дурочку, и завидовала, и была уязвлена, и досадовала, что была уязвлена, потому что была уверена, будто золушка никогда не выберется из кучи золы, кроме того, она не казалась ни красивой, ни умной, а Евино равнодушие к музыке для Майи было чем-то вроде умственной отсталости. Но ведь недаром сказано – дуракам везет.
Только в день свадьбы Майя, скрипя зубами, призналась себе, что Ева на самом деле красотка на загляденье. Оказывается, ей просто-напросто нужно было однажды сбросить свои лохмотья, отмыться от золы и встретить принца. В белоснежном платье из тонкого шифона с газовой чалмой на голове вместо банальной фаты Ева была нежна, целомудренна, прекрасна, неотразима. И Филипп тоже был бесподобен в торжественном