создать, и не важно, какой нерациональной или надуманной она была.
Первой и наиболее распространенной ошибкой была характеристика мальчиков как «изгоев». Это сильно удивило меня, хотя и не должно было: как мне пришлось узнать позднее, это наиболее распространенное (и даже наиболее часто описываемое) ошибочное представление о массовых убийцах.
Дилан действительно всегда был сдержанным и застенчивым, он никогда не любил быть в центре внимания или каким-либо образом выделяться из толпы. Он на самом деле стал более замкнутым, вступив в пору юности, хотя никогда не был затравленным, антисоциальным типом, у которого не было друзей, как его представляли в средствах массовой информации. Всю свою жизнь Дилан умел быстро приобретать хороших, близких друзей, как девочек, так и мальчиков, и поддерживать с ними отношения. За годы его учебы в старшей школе наш телефон разрывался от предложений пойти в боулинг, в кино или сыграть в «воображаемый бейсбол»[8]. Тут же мой мозг начинал приводить аргументы: если средства массовой информации могут ошибаться по поводу социального статуса Дилана, то есть возможность, что и все остальное неправда. То есть репортеры и полиция все перепутали, и Дилан был жертвой, а не преступником.
Также сообщали, что Эрик был единственным другом Дилана, что было не совсем правдой. Мы откровенно не поощряли отношения между ними с тех пор, как мальчики вместе попали в неприятности. Мы с Томом были рады, когда заметили, что Дилан держится от Эрика на расстоянии. Ко времени их смерти я бы определенно назвала лучшим другом Дилана Ната.
Подобным образом средства массовой информации характеризовали Дилана и Эрика как человеконенавистников, носящих свастику. Это странным образом подняло мой дух: не было просто никакого шанса, чтобы эта часть сообщений была правдой. Я выросла в семье евреев, и наша собственная семья только две недели назад отмечала праздник Песах. Как самый младший Дилан читал на празднике Четыре Фразы. Я работала учителем и адвокатом для людей с ограниченными возможностями, и мы с Томом всю жизнь были сторонниками толерантности и сотрудничества. Никто из нас никогда бы не потерпел никаких человеконенавистнических высказываний или антисемитских образов у нас в доме или на одежде Дилана.
И я снова, схожим образом, навязчиво сосредотачивалась на противоречиях и меняющихся цифрах – сколько раненых, сколько убитых. Если власти до сих пор не уверены в количестве жертв, что еще может быть неверно? Я была настолько скована этими деталями, что еще не перевела – я просто не могла – эти цифры в то, что они значили на самом деле: дети и учитель, которые были жестоко убиты и навсегда отняты у своих семей, навсегда лишены будущего. Я хотела, чтобы число погибших и раненых было меньше, как будто благодаря этому действия Дилана были менее ужасными. Я надеюсь, что не оскорблю память тех, кто погиб, или тех, кто остался в живых, но был ранен или получил травмы в тот день, или их семьи, сказав об этом правдиво.