и грохнули. Рассмеялся и АМ. Должна признать, что шутка получилась удачной. Но про себя подумала, тоже не без злорадства: «Ничего, пусть эта зубрила Ленка корпит над своими учебниками. У меня, слава богу, есть дела поинтереснее. И «магнит попритягательнее», – вспомнила я цитату из Гамлета, при этом покраснев. Ибо в этот самый момент «магнитом» для моего воображения служил даже не сам АМ, а вполне конкретный орган его тела.
Однажды, еще до начала моего романа с АМ, разговор между мною и Элькой зашел об относительных достоинствах и недостатках обнаженных женских и мужских тел. Тогда она сказала: – Все-таки у нас, девочек, все это выглядит в общем ничего себе. Не то, что у мальчишек. У них же выпирают эти их «сосиски». Отвратительно, правда?
Элька даже передернулась. Я тоже попыталась представить эти их ни разу не виденные «сосиски» и невольно поморщилась. Надо сказать, что мои представления о мужских детородных органах носили отчасти фантастический характер. Где-то я услышала или прочла, что у самцов тюленей, то ли у китов они представляют собою спрятанную в полости тела кость. И эту кость они выдвигают по мере надобности только во время спаривания. Примерно так – в виде кости – мне рисовались и мужские сосиски, хотя я, конечно, многократно наблюдала на морском пляже резвящихся маленьких мальчиков, чьи крошечные органчики ничем не напоминали кость.
Думала я об этих сосисках с пугливым омерзением, понимая, что они просто разворотят все внутри меня, если когда-нибудь туда проникнут (что, конечно, вряд ли, как выражалась Элька). Но если все-таки проникнут, думала я, приходя во все больший ужас, то в моей потаенной щелке навек воцарится запах казармы – запах пота и портянок самца, а то и нескольких самцов. Второе, правда, заведомо невозможно, потому что даже одного я допущу туда только по великой любви, то есть, единственной и вечной любви. И, кто знает, может быть, и смирюсь с его там пребыванием. Но несколько самцов – это уж явный перебор.
Но тогда ни мальчишки, ни их сосиски нам с Элькой не грозили. Я вспомнила тот наш с ней давний разговор сейчас, когда уже сосиска не какого-то сопливого юнца, а взрослого мужчины грозила мне. И даже начинала будоражить мое воображение.
***
АМ продолжал давать мне «уроки в тишине». Хотя из-за постоянной нехватки времени, чему виной были резко участившиеся репетиции, эти свидания происходили реже, чем мне того хотелось. Должна признаться, похоть, и без того вовсю бурлившая во мне, в ходе таких «индивидуальных занятий» разгоралась все сильней. Возможно, «похоть» – не самое приятное слово. Но я не могла найти для своих ощущений определения точнее.
Итак, бастионы сдавались, редуты рушились в ходе чуть ли не каждой нашей встречи, но у меня даже и мысли не возникало прервать этот наш восхитительный роман, для которого на языке холодных сердцем юристов существует иное определение: «Совращение (и даже растление) малолетней».
Вскоре наши с АМ отношения в ходе этих сеансов