которые не должны были выходить на сцену, зато вызвались шить костюмы (балахоны), рисовать декорации, работать гримерами и даже суфлировать в случае необходимости, работы еще оставался непочатый край. Мы уже давно репетировали без текста в руках, ибо каждый знал свою роль назубок. КА мы, в конце концов, уговорили, и он уже вовсю репетировал единственную заглавную роль.
Правда, по требованию АМ ему приходилось на сцене снимать очки. Оттого его движения тут же становились очень осторожными и неуверенными. Но АМ убедил его и нас всех, что так гораздо лучше. Ведь наш Отелло так и должен был себя держать – неуверенно – когда вокруг неразличимые, но враждебные маски. В тщетной попытке отыскать свою единственную он должен ощупывать лица всех встречных, как слепой. Мы, хотя уже десятки раз это наблюдали, не могли сдержать восхищения и разражались аплодисментами в тех сценах, которые особенно КА удавались.
Я уже давно чувствовала себя «примой» и часто сама подсмеивалась над собой: «Прима и, ха-ха, любовница главрежа. Ну, почти любовница…» И этот мой тайный статус мне, если честно, очень нравился. Словом, я все время норовила сыграть повыразительней, «тянула одеяло на себя», как с упреком выговаривал мне КА, несколько раз тщетно просивший меня не выпендриваться. Однако вскоре они нашли на меня окорот, пригрозив, что просто вычеркнут из числа исполнителей, ибо я, видите ли, «ломаю им концепцию». Угроза подействовала, и я тут же угомонилась и стала вести себя, как шелковая. То есть, перестала хоть чем-то выделяться из числа других, неотличимых друг от друга масок.
Единственное, что мне никак не удавалось, это – не замечать АМ. Я то и дело непроизвольно бросала на него долгие взгляды, в которых, боюсь, очень легко можно было прочитать мои чувства. Как бы я ни пыталась их скрыть. Дошло до того, что ко мне подкатилась Элька и сердито зашипела:
– Слушай, Марго, веди себя малость скромнее. Я не знаю, что там у тебя с АМ, да и знать не хочу. Мне-то что? Но ты так на него смотришь, что девчонки уже начинают шептаться. Тебе это надо?
Элька со мной в таком тоне никогда не говорила. Я отчаянно покраснела и замотала головой.
– Ну, вот то-то, – сказала она и отошла, а я с этих пор старалась смотреть на кого угодно, но только не на АМ, хотя мне это давалось с очень большим трудом.
«Ч-черт, черт! – думала я: – Если уж Элька сочла возможным мне сказать такое напрямую, значит, дело зашло слишком далеко. Веди себя осмотрительнее и приличнее, Марго!».
Я неотрывно думала об АМ и нетерпеливо ждала каждой новой встречи у него дома. Я даже злилась на репетиции, из-за которых эти встречи происходили все реже. Хотя, конечно, предложи мне кто тогда отказаться от театра ради встреч, я, не колеблясь, отвергла бы это.
***
Мои родители по-прежнему ничего не замечали. Кстати, через 2 дня после того, как я впервые в жизни практиковала минет, моя мама после родительского собрания «подробно и откровенно» поговорила с АМ о его воспитаннице и выразила обеспокоенность по поводу