и в результате он молча направился прямо в рабочую комнату, чтобы начать раскройку ткани по лекалу, чем потряс Иди. Возможно, если ему удастся забыться в успокаивающем скрежете ножниц, разрезающих дорогую ткань по белым меловым линиям, вместе с мелом исчезнет и правда той телеграммы. Эти линии никогда не подводили – он всегда руководствовался ими, на них можно было положиться. А потом он услышал тихий голос. «Их можно стереть, – сказал голос. – Как Дэниела».
Дэниел был таким же надежным и твердым, как белый мел Эйба, и оказался таким же уязвимым, когда немецкая пуля при обстреле попала ему в шею, как они узнали потом. В те дни, когда Эйб ощущал прилив оптимизма, он думал о том, что Дэниелу повезло – он умер мгновенно: не было ни боли, ни оторванных конечностей, ни кровотечения, ни пустых утешений товарищей, пока жизнь постепенно уходит. В одно мгновение его мальчик был здоровым и полным сил, а через секунду его уже не было, его тело превратилось в пустой сосуд, как стреляные гильзы, валяющиеся на поле боя.
– Хм? – промычал он, очнувшись от воспоминаний и отрываясь от тарелки.
– Отец, ты слушаешь? – повторила Иди, тревожно хмурясь.
– Да… Да, конечно, – подтвердил он. Потом допил остатки чая и, поставив чашку и блюдце обратно на маленький столик рядом с креслом, убрал чаинку с языка. И сразу же пожалел, что это сделал. Его давно умершая супруга, Нина, считала это дурным предзнаменованием. По ее уверениям, старшая из ее теток была наделена «шестым чувством» и всегда предостерегала, что вынимать чаинку изо рта – не к добру. Ему вспомнились странные слова Нины: «Эстер сказала бы, что тот, кто вошел в вашу жизнь, или то, что вы делаете в данный момент, будет иметь большое значение. Имейте это в виду».
Зачем только он убрал эту чаинку с языка? Теперь получалось, что он должен или внимательнее изучить таинственного Тома, или пойти наперекор Нине. А Нину все и всегда слушались. «Но почему именно сейчас, любовь моя?» – молча взмолился он. Почему с этим незнакомым иноверцем, который для его почти уже помолвленной дочери явно имеет такое же значение, как несчастный бездомный щенок?
– Почему вас не оставили в психиатрической клинике Фриерн Барнет? – вдруг спросил Эйб.
Он знал, что дочь будет возмущена этим вопросом, но увидел, что гость улыбнулся, по-видимому, не обидевшись, и начал спокойно отвечать. Эйб посмотрел на человека, сидящего напротив. Он был выше Дэниела, которому всего дюйма не хватало до шести футов. Хотя Джонс утверждал, что потерял память, самообладание явно осталось при нем. Он сидел прямо, но в какой-то степени расслабленно, ни капли не тушуясь перед слушателями. Он вел себя с подчеркнутым уважением, но Эйб решил, что это скорее уважение к пожилому человеку, чем признание его превосходства.
Больше всего его беспокоила заинтересованность дочери. В свои двадцать три года она не проявляла склонности к театральности, как юные дочери его друзей, но тем не менее была уязвима. Потеря брата очень повлияла на нее. Его любовь к Иди, единственному оставшемуся члену его небольшой