Кобзыреву и в гостиницу “Бристоль” к матросам, где также подверглись изнасилованию. Другие были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их остается неизвестной». Никаких мер против этого Красными не было принято.
Как позже охарактеризовал это сатирик: «смердящих осторожно называли сильными духом».
Они и им подобные, унаследовавшие революционный пафос, не хотели да и не могли изменить мирным образом столь радикально взлелеянную в массовом сознании нажитую мораль. Здравые умы могли сказать: зачем террор, когда можно просто убедить людей в правоте учения Маркса и Энгельса. Ленин понимал, что влиять на умы безграмотных масс – дело рискованное и долгое. Существующая неподалёку цивилизация могла убедить их в обратном и доказать, что есть иные пути в будущее. Сделать недоступными эти доказательства можно только силовыми приёмами, утверждающими своё главенство во всех областях жизни. Властная сила имела свою логику, убеждающую неразвитые умы.
Одним из доказательств возможности мирной политики служит то, что некоторые идеалисты до и после октября 17-го года создавали в ряде населённых пунктов коммуны. Казалось, это должно радовать советских вождей. На самом деле они боялись стихийных инициатив снизу. Такие могли доказать, что безденежная коммуна может быть добровольно создана честными идейными людьми. Это расходилось с единовластными целями Ленина. Он распустил коммуны и этим ещё раз доказал, что он – не коммунист.
Руководитель-практик экстремистского типа не в состоянии строго следовать любой научной теории. Он находится вне идеологии и подчиняется ничем не ограниченному чувству. В 1906 году Ленин встревожился, что реформы Столыпина имеют целью безболезненно повысить жизненный уровень крестьянства: «Если так будет продолжаться, это вынудит нас отказаться от всякой аграрной программы вовсе», – с сожалением изрекал он.
Можно понять, что автор этих слов отнюдь не стремился улучшить положение русского крестьянства, а хотел только использовать его для своей «аграрной программы» – ещё одного средства собственного господства. Ленин замечал: «наш пролетариат в большей части своей деклассирован.
Идущие на фабрики – это не пролетарии, а всяческий случайный элемент». Как видим, вождь понимал, что провозглашённая им классовая основа – явление условное. Надо её защитить только своим толкованием: «Наша диктатура – это власть, опирающаяся не на закон, а на насилие».
Позже, выступая в 1922 году на III съезде комсомола, он провозгласил основу морального кодекса большевиков: «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем». Так была утверждена фашистская сущность большевизма.
Такая идеология имела свои опоры. Выступая на VIII съезде партии (1919 г.) один из руководителей Красной армии Г. Сокольников охарактеризовал её моральное лицо: «Героизм отдельных лиц и бандитизм основных масс». Съезд никак не реагировал на эти слова, хотя они