раскрылась дверь и в спальню почти вбежали Михаил Молчанов и Григорий Шаховской. Они были переодеты в простую стрелецкую одежду, наперебой кричали:
– Беда, царь! Беда! Народ московский восстал! Твоей выдачи, батюшка, требуют!
Отрепьев опять заметался по покоям, не зная, что предпринять, затем крикнул:
– Где охрана Кремля? Где стрельцы?
– Они с восставшими, – ответил Молчанов, – только шляхтичи ещё сдерживают взбунтовавшуюся толпу и не пускают в твои покои, но их очень мало.
– Бежать надо! Поспешай, царь Дмитрий! – усмехнувшись, заторопил Шаховской и, бросив на кровать одежду простого стрельца, сказал: – Одевайся, государь, быстрее!
Самозванец долго не мог натянуть маловатый кафтан, руки у него тряслись, лицо позеленело от страха.
Шаховской, поглядев на него, подумал: «Крепко самозванец перетрусил, вот-вот чувств лишится».
– А где же Марина? – спросил хриплым голосом Отрепьев.
– Царица Марина уже выехала со двора Кремля с иезуитом Каспаром Савицким и польскими послами, – слукавил Григорий Шаховской.
– Поспешай, государь, к выходу через кухню, на задний двор, а мы там поглядим, не остался ли ещё кто в покоях, – заторопил Молчанов.
– Илья! – крикнул Шаховской.
Из темноты выступил молодой стрелец.
– Проводи государя, – попросил Шаховской и заспешил за Молчановым по дворцовому коридору.
Отрепьев, озираясь, шёл в темноте за стрельцом, порой слыша лишь лёгкие шаги служивого да его дыхание.
Григорий лихорадочно, обрывками мыслей перескакивая от одного к другому, раздумывал: «Вот они, слуги государевы, в самый тяжёлый час испытаний бросили меня! Даже жена, почуяв опасность, молча, не попрощавшись, сбежала с иезуитом! Бросили на произвол судьбы! Зато как они все любили принимать от меня подарки и милости! Если я только выкручусь из этой истории, – думал Отрепьев, – прогоню всю эту польскую шляхту! Ненадёжные люди! Только бы им обирать Россию! Неужели так несчастен русский престол? Уже немало государей было обречено на гибель, и до меня, видно, добираются! – От этих мыслей у самозванца похолодело в груди: – Неужели это всё?! Неужели это конец? Эх, зря я дал полякам волю, а русские бояре и дворяне побоялись толпы, не заступились за меня, попрятались в своих домах. Кто же натравил московитов на меня?» Григорий стал лихорадочно перебирать в памяти князей, бояр, воевод. Но почему-то перед глазами всё время вставало слащавое лицо Василия Шуйского с хитрыми смеющимися голубыми глазками, с ехидной полуулыбкой в бороду. «Неужели все-таки эту смуту заварили братья Шуйские и их сторонники?» – И теперь уже Отрепьев явственно вспомнил, как на приёмах, пирах и на его свадьбе князья, бояре Шуйские, Воротынские, Голицыны, Долгорукие, Романовы перешептывались между собой, посмеивались, перемигивались, часто отделяясь от других, оглядываясь по сторонам, о чём-то говорили. А он, Гришка, как дурачок, верил им, думал, что они обсуждают государственные дела, думают, как лучше помочь ему в управлении