и раздавленный бытовыми и прочими проблемами. Ему не повезло ни с ростом, ни с внешностью. По социальному положению – скромный служащий одного из муниципальных учреждений с не менее скромным окладом. Изо дня в день он следовал одним и тем же маршрутом на службу и обратно. Вел себя тихо, старался как можно меньше привлекать внимание окружающих, избегал женщин и благодарил судьбу за то, что пока все еще как-то умудряется выживать. Иногда вечерами он тщетно сопротивлялся приступам самобичевания и сочувствия к своей жалкой натуре, убеждая себя в правильности догматов, утверждающих основой существования образумленных представителей животного мира – смирение. И вспоминал слова великого проповедника о том, что в дальний путь нужно брать легкую поклажу, чтобы, странствуя в этой очередной промежуточной жизни, не обременять себя излишними материальными благами, ибо привязанность к оным мешает двигаться, связывает путами по рукам и ногам. А иногда Изумрудов просто смотрел на Луну, незаметно для себя поскуливая.
Но теперь он стал совершенно другим человеком. Эта странная энергия, просочившаяся в него, изменила не одного Изумрудова, но и реальность, осаждавшую его доселе, которая сейчас перевоплотилась до неузнаваемости и пыталась напугать человека то какими-то внезапными отблесками и свечениями, шипением и прочими странными шумами, то жуткими неожиданно появляющимися тенями и теми же дурацкими автомобилями, будто специально стремящимися его переехать. Вдруг в один миг эта окружающая действительность замерла и настороженно стала ожидать проявлений воли Изумрудова, а он не спешил выдавать сокровенных планов, наслаждаясь своим новым состоянием. Человек прекрасно понимал, что если бы не эта волшебная сила, то его жизнь была бы абсолютно никому неинтересной, даже ему самому, и, скорее всего, весьма быстротечной. Единственное, на что ему можно было уповать, так это на то, что на него свалится метеорит. Лишь подобный факт смог бы привнести в его чахлую бесцветную жизнь хотя бы какую-то долю остроты и необычности. Он и так уже малодушно взял за привычку каждый вечер придумывать себе новую красивую смерть, а на утро грустно удивлялся тому, что снова проснулся. Но какое же это счастье осознавать, что все это в прошлом!..
Не передать на словах удивление тети Глаши, которая соседа по коммуналке называла даже в глаза не иначе как «Сашка-штыбзик» и «изумрудный какашканосец», когда он ввалился, пыша уверенностью, подсвечивая странным румянцем на бледно-впалых щеках, и злобно шикнул ей прямо в лицо, пресекая какие-либо словесные нападки с ее стороны в свой адрес. Она так и обмерла с открытым ртом, успев только привычно воткнуть руки себе в бока.
Изумрудов осветил тусклой лампочкой свое блеклое, пропахшее насквозь бедностью жилище, но этот вид его уже не удручал, поскольку внутренний свет подземно-переходной энергии раздирал его на части изнутри, и до внешних раздражителей