ракурса лазали на нефтяную вышку на самый верх и писали змеи-эстакады, расходящиеся во все стороны золотистыми дорожками, морскую ширь без горизонта…
С трудом установили на верху зонты от солнца. Неожиданно начался шторм. Зонт вдруг раскрылся и так рванул в сторону, что художник чуть не вылетел с пятидесятиметровой высоты. – Витька! Держи зонт!
Вдвоем кое-как прикрепили зонт к перекрытиям. Все же их было двое. Голявкин спускался с вышки по железной лесенке. Нога соскользнула с перекладины. Но другой ногой он успел зацепиться за арматуру и повис над бездной моря на высоте десятков метров. Этюдник с еще незаконченной картиной и сложенный зонт сильно тянули вниз. Но из рук ничего нельзя было выпустить ни за что, железная перекладина режет мышцу, нога сильно болит, слабеет, сейчас не выдержит… но это происшествие не закончилось трагедией.
Зато этюд-картина – море без горизонта с бесконечными линиями эстакад, написанная на нефтяной вышке, сразу попала на Всемирную выставку в Москве. Здесь таких Нефтяных Камней тогда еще никто не видал.
Особое обаяние жизни присуще произведениям Виктора Владимировича Голявкина. Талантливый щедрый автор вливает добрую энергию в душу читателя и зрителя, будто «льется солнца луч на голову мне…», как написано в одном из его коротких рассказов. Читайте, и на вас прольется этот солнца луч.
Повести
Моему отцу посвящается
Мой добрый папа
1. Я не хочу обедать
Я никогда не хочу обедать. Мне так хорошо во дворе играть! Я всю жизнь бы во дворе играл. И никогда не обедал бы. Я совсем не люблю борщ с капустой. И вообще я суп не люблю. И кашу я не люблю. И котлеты я тоже не очень люблю. Я люблю абрикосы. Вы ели абрикосы? Я так люблю абрикосы! Но вот мама зовет меня есть борщ, мне приходится все бросать: недостроенный дом из песка и Раиса, Расима, Рамиса, Рафиса – моих друзей, братьев Измайловых. Мой брат Боба любит борщ. Он смеется, когда ест борщ, а я морщусь. Он вообще всегда смеется и тычет себе ложкой в нос вместо рта, потому что ему три года. Нет, борщ все-таки я могу съесть. И котлеты я тоже съедаю. Виноград-то я ем с удовольствием! Тогда и сажают меня за рояль. Пожалуй, я съел бы еще раз борщ. Только бы не играть на рояле.
– Ах, Клементи, Клементи, – говорит мама. – Счастье играть Клементи!
– Клементи, Клементи! – говорит папа. – Прекрасная сонатина Клементи! Я в детстве играл сонатину Клементи.
Папа мой музыкант. Он даже сам сочиняет музыку. Зато раньше он был военный. Он был командиром конников. Он скакал на коне совсем рядом с Чапаевым. Он носил папаху со звездой. Я видел папину шашку. Она здесь у нас в сундуке. Эта шашка такая огромная! И такая тяжелая! Ее даже трудно в руках держать, не то что махать во все стороны. Эх, был бы папа военный! Весь в ремнях. Кобура на боку. На другом боку шашка. Звезда на фуражке. Папа ездил бы на коне. А я шел бы с ним рядом. Все мне бы завидовали!