свалилась диплосомой,
Такой вот парадокс и аксиома,
Она – Сорок Седьмая хромосома…
И нужен нам, поверьте, без истерик,
Специалист из генных инженерий,
Чтоб эктомировал он Алчность,
Чтоб казнокрадству быть прозрачным,
И это однозначно…
Жёлуди и свиньи9
В дубравах тех священный был покой
Под кронами могучими – безветрие,
А на лугах ветра шумят травой,
Шепча дубам приветствия.
Вздымалась тяжело мехами грудь,
Кряжистый торс их не подвинуть,
И жёлуди там пробивали путь
В дубы, в лесные исполины.
Но как-то стая диких кабанов
Прошлась, стуча копытами по чаще,
Хрустели жалобно ростки малых дубков
В слюне и в челюстях свинячьей пасти.
Как тяжело живётся желудЯм…
А свиньи же вокруг… и тут… и там…
Быки и люди
И почему меня так подлость злит
Иль эта ложь, её я вижу жижу,
Опять передо мной она юлит,
Как красную мишень я ненавижу.
И очертил бы кто-то рядом круг,
Чтоб я его не смог переступить, однако,
Но злит меня не кто-то из зверюг
А этот… в красном на эстраде.
Ведь я, наверное, сейчас… заплачу,
Нет, разозлюсь… парадоксально,
Что красным выкрашен тюфяк ходячий,
А я же с детства… эмоциональный.
Я оценил… что на табло две цифры,
Тореро глуп… а я игрок центральный,
Мне б зацепить… иль просто тряпку выбить,
Я агрессивен… но вполне нормальный…
И почему иду на красный цвет?
Налив глаза я эпохальным жанром,
Наверное, прочтёт мир… на обед,
Что я боец… был уникальный.
Пастели…
Только вот день золотой
Был напрасно так прожит…
Серые тени, асфальт и малярные краски,
И непонятного цвета пастели, похоже…
Блёклые ткани, и одноликие маски…
Закаменели торосами волны…
Нету ведь сил, чтоб поставить дыханье…
Чтобы поднять леденелые рёбра…
Чтобы вдохнуть ещё раз… на прощанье…
И пять минут или, может быть, суток…
Или же лет… не хватило очнуться…
А за окном уже ночь… беспробудна…
Он был поэт…
Однажды в ярком пламени заката
Он говорил о том, о сём и этом
Красноречиво и витиевато,
Наверное, он был поэтом…
Он говорил и, выдыхая громы
В раскатах слов… и ливнями хлестало,
С невидимым врагом рубался… и из комы
Наш вялый ум невольно воскрешало.
Он говорил, как топором рубил,
И всё порвал он в клочья. Как стемнело,
Никто вокруг не видел… Он любил
Глаголить о пороках, беспределах.
Звеня