назад. Думаете, вы будете успешнее?
– Не знаю, – Лимон сделал вид, что растерялся. – А что с ней?
Господин Хаби поднял голову и задумчиво посмотрел на открытое окно второго этажа.
– Илли, детка, – сказал он. – Ты ведь всё слышишь?
– Я не детка, – грустным голосом отозвалось окно.
– Не детка, – согласился господин Хаби. – Бледная отважная девица, летящая в ночи… как там дальше?
– Я всё равно не выйду.
– Пожалуйста, – сказал Лимон. – Иначе нам штраф не погасят.
– Ну и пусть, мне-то что?
Господин Хаби развёл руками.
– Женщины, – сказал он. – И жить не дают, и убить нельзя. Держитесь от них подальше, пока есть возможность.
Вообще-то, наверное, можно было с чистой совестью поворачиваться и уходить, потому что ну никак этот человек не походил на несчастного отца, которого вынуждают изменять Родине, приставив нож к горлу любимой и единственной дочери. Видно было, что ситуация его искренне забавляет, и вообще держался он весело и раскованно – притом, что на первый взгляд показался мрачным угрюмцем: невысокий, широкий в плечах и поясе, с коротко стриженной круглой головой почти без шеи и с маленькими бесцветными глазками, и не сразу можно было рассмотреть множество морщинок у уголков глаз и уголков рта, какие появляются у людей, часто и охотно смеющихся, но ещё чаще вынужденных сдерживать смех; последняя книжка, которую Лимон прочитал, была «Физиогномика преступления» доктора криминалистики Б. Фарха, и теперь в форме голов и лиц, в рисунке подбородков, губ и бровей Лимон разбирался как никто до него. Да, можно было уходить, но тут из-за спины высунулся Шило и сказал:
– А давайте мы споём!
– Это ещё зачем? – спросили из окна.
– Ну мы должны хоть что-то сделать, – сказал Лимон. – Мы же не можем сказать, что навестили больную, если не навестили. И не можем не навестить, потому что нам поручили навестить.
– Коллизия, – сказал господин Хаби.
– Ладно, – сказал грустный голос из окна. – Одну песню, и всё. Только… Пап, ты им скажи, чтобы не пялились!
– Вот! – строго поднял указательный палец господин Хаби. – Пялиться не будете?
– Ни за что, – твёрдо сказал Лимон.
– А на что? – одновременно спросил Шило.
– Ни на что, – сказал господин Хаби. – Глаза в землю.
– Так точно, – ответил Лимон. Шило промолчал.
– Ну, заходите, – сказал господин Хаби и сделал приглашающий жест в сторону двери.
Дома здесь, в станционной слободке, сильно отличались от привычных городских. Во-первых, построены они были не из камня или кирпича, а из деревянных брусьев; во-вторых, не выходили фасадами на улицу, а стояли в глубине более или менее обширных дворов и двориков, где кто-то разбивал огороды, кто-то держал кур и коз – а здесь вот росли несколько плодовых деревьев и колючие кусты «змеиной ягоды». Дом окружала открытая веранда под выцветшим полотняным тентом. Слева от дома и в глубине стоял сарайчик с решетчатой дверью, за которой, ворча, ходила большая рыжая собака.
Шило быстро обогнал