доедать их прямо на лестнице.
Внесли специальные пасхальные пироги с творогом и тмином, и франки пьяно объясняли норманнам, какие святые и ангелы изображены на румяных корочках пирогов. Норманны с хрустом откусывали головы ангелам, благодушно кивали, а затем поднимали роги за воскресшего где-то Христа. Многие из присутствующих тоже были крещены, и хотя это не произвело на них особого впечатления и они продолжали приносить жертвы Одину и Тору, под такое угощение можно было выпить и за здравие Иисуса.
В дымном свете горящих светильников между столами сновали фигляры. Плясали, пели, жонглировали факелами. Поводырь вывел на цепи лохматого медведя. Играя на свирели, стал сам приплясывать, а мишка, встав на задние лапы, переминался и неуклюже подпрыгивал. Некоторые подвыпившие викинги полезли через столы и, притопывая, плясали рядом с медведем.
Ролло, развалясь в своем широком кресле, хохотал до слез, глядя на них. Эмма смотрела на мужа с нежностью. Сейчас он был похож на мальчишку, когда вот так заходился от смеха, хлопая себя ладонью по колену.
Голову властителя Нормандии венчал золотой обруч с единственным острым зубцом над бровями. В этом венце не было роскоши корон франкских правителей, но он очень шел Ролло, стягивая его длинные волосы, – в этом было какое-то варварское великолепие. В остальном Ролло был одет на франкский манер: в полудлинную тунику тонкого синего бархата, голубоватые переливы которой словно подчеркивали сильную мускулатуру викинга. Ибо Ролло, как ни старалась Эмма приучить мужа носить нижнюю рубаху, считал белье ненужной роскошью, годной лишь для неженок и мерзляков. Зато плащ он носил с чисто имперским великолепием: перекинув через плечо складчатую серебристую парчовую ткань, удерживаемую у плеча дорогой фибулой[9] с камнем из красной яшмы, а у талии собранную поясом из чеканных пластин.
И еще Эмма обратила внимание на то, что на груди Ролло, там, где христиане носили крест, висел языческий амулет – молот бога-громовержца Тора. Эмма вдруг вспомнила пренебрежение, с каким Ролло отнесся к праздничной службе христиан в соборе.
– Ты огорчил меня сегодня во время мессы, Роллон, – сверкнув глазами, произнесла она. – Ты ведь знал, как для меня и всех твоих крещеных людей важно присутствие их повелителя на праздничной службе.
Ролло, не глядя на нее, пренебрежительно пожал плечами.
– Не будь занудой, рыжая. Я ведь не настаиваю, чтобы ты посещала капища наших богов.
– Но сегодня такой праздник, а ты…
– Я не прочь его отметить и выпить с тобой за воскресшего Христа добрую чарку. Но наблюдать за нудным паясничанием ваших священников в длиннополых одеждах… Нет уж, лучше я сжую свой ремень!
И, улыбнувшись насупленной жене, добавил:
– Не будем ссориться хотя бы во время пира, моя маленькая фурия.
Эмма передернула плечами.
– Ладно, сейчас я смолчу. Но мое время придет, когда я рожу тебе дочь: ты ведь дал слово,