топот копыт под окнами. Она уже привыкла к его отлучкам.
Эмма любила Ролло как мужчину и мужа, но испытывала и огромное уважение к его мудрости и твердости правителя. Во власти он был упрям, безжалостен, неуступчив, решителен и настойчив. Он был милостив к тем, кого признал и возвысил, но его гнев заставлял трепетать любого, кто выходил из повиновения. Казни не были редкостью в Руане, и Ролло порой приходил к Эмме в опочивальню весь пропахший запахом пыточной, она тогда брыкалась и ругалась, не желая принимать его. Порой, когда он устало засыпал, едва коснувшись головой подушки, Эмма разглядывала мужа. Во сне черты его разглаживались, становились безмятежными, спокойными. Порой же он хмурился во сне, и лицо его обезображивалось жестоким, почти звериным оскалом.
– Жги! – громко приказывал он кому-то, и Эмма вздрагивала, отшатывалась. Тогда она ласково проводила рукой по его лицу, словно стирая оскал зла, и Ролло успокаивался.
– Эмма… – страстно шептал он во сне и властным, бессознательным жестом притягивал ее к себе.
Эмма улыбнулась своим мыслям, глядя на мерцающий огонек свечи. Она словно забыла о присутствии епископа.
Франкон видел, что она задумалась. Он не тревожил ее. Ведь с этой четой он настолько сблизился, что был уже не гостем в их дворце, а почти близким человеком, по крайней мере они оба так думают. И пусть. Он же прежде всего христианский священник и франк. Он знает свой долг.
Молча выйдя из-за стола, Франкон прошелся, озирая покой строгим взглядом ценителя красоты. Эта девушка, безусловно, выбрала самые удобные флигели старого Руанского дворца. Окна ее комнат выходили в тихий садик клуатра, где цвели примулы и ноготки и слышалось тихое журчание недавно починенного фонтана. Окна были двойными, образуя полукруглые ниши, разделенные, по романской традиции, посредине резной колонной. Над головой выгнутые арки складывались веерным сводом, а их сочленения украшал яркий орнамент. Дощатые полы покоев были тщательно выскоблены, бронзовые светильники умело расставлены, возле резных кресел лежали меховые коврики. Вся мебель украшена резьбой, будто оплетена тонким кружевом.
Взгляд Франкона остановился на нише в углу, где возвышался аналой из дорогих пород черного дерева, называемого эбеновым, над которым висело старинное распятие из потемневшего серебра. И одновременно с этим непременным атрибутом покоев христианки внимание епископа привлекли богатые языческие ковры, которыми Эмма увесила стены своих апартаментов. Длинные, с цветной каймой, они украшали белые стены, и сейчас, при свете множества свечей, казалось, что фигуры воинов на них словно бы двигались. Воины были с выступающими бородами, круглыми щитами, ехали верхом и шли куда-то рядами – типичные викинги, а между ними яркими красками выделялись языческие боги: крылатые девы-валькирии с мечами; Тор, вкладывающий руку в пасть волка; вороны Одина и, наконец, сам одноглазый владыка скандинавского Асгарда[11] на восьминогом коне.
Франкону стало не по себе, оттого что