законной правительницы. Теперь же, чтобы как-то оправдать греховность вашего союза, ты должна влиять на супруга, дабы он думал о мире и союзе с франками, а не о новом походе.
– Кажется, вы несколько преувеличиваете мои силы, преподобный отче. А что касается набегов Ролло на христиан… Безусловно, я сделаю все, что в моих скромных силах, однако учтут ли это правители франков, которые и по сей день стыдятся открыто объявить меня своей родственницей? Неужели мои родные дядюшки не понимают, что своим пренебрежением ко мне они отнюдь не делают из Эммы Робертин союзницу?!
Последнюю фразу Эмма произнесла с нескрываемым раздражением.
Франкон опустил глаза на бусины четок. Увы, ему нечего было сказать. То, что ее родня – король Карл Каролинг и герцог Роберт Парижский – не сочли нужным признать в госпоже Нормандии свою плоть и кровь, более того, открыто насмехались над ней и звали «нормандской шлюхой», вряд ли можно было считать разумным. Ведь Эмма имела влияние на Ролло… Они же рисковали обозлить ее. Ведь Эмма, Птичка из Байе, была не так проста. И у нее был не самый терпимый характер. Как считал епископ, ей не хватало смирения. И Франкон припомнил недавнюю сцену, свидетелем которой он стал. Он видел, как она лично избивала древком схваченного со стены дротика майордома Руанского дворца за то, что тот не слишком ретиво исполнял ее приказы, да еще ссылался на первую жену Ролло. Эмма могла с одним охранником выйти на рынок, лично все перепробовать и долго торговаться о цене. Могла собственноручно таскать за косы придворных дам, если считала их отношение к ней недостаточно почтительным. В ней самой, по мысли Франкона, было слишком много варварского, дикого, она действительно была под стать язычнику Ролло.
Епископ машинально перебирал четки. Подошел к большому камину с выступающим вытяжным колпаком, поддерживаемым с двух сторон искусно высеченными из камня огромными грифонами. Огонь был небольшим – не для тепла, а для освещения и аромата: душистое яблоневое дерево, сгорая, оставляло чудный запах. Перед ним стояла покрытая шкурой оленя кровать – низенькая, без спинки, по восточному обычаю. Франкон не спеша опустился на нее, сев спиной к огню. Лицо его осталось в тени.
– Не все так просто, дитя мое. При христианских дворах много говорят о тебе, удивляются тебе. Но учти, ты заняла место, которое Карл Простоватый прочил своей дочери Гизелле. Уже одно это что-то значит. Ты же, хотя и его племянница, но все же дочь короля Эда, а между Робертинами и Каролингами всегда существовало скрытое, но сильное противостояние. Тем не менее они готовы были бы признать тебя, если бы вы с Ролло законно обвенчались в церкви.
Эмма нетерпеливо и раздраженно передернула плечами.
– Ролло пойдет на это, когда родится наша дочь…
– А если будет сын?
Эмма тряхнула головой. От качнувшихся серег брызнули яркие искры.
– Будет девчонка. По всем приметам. Даже повитухи сказали.
Эмма весело хихикнула, на щеках заиграли шаловливые ямочки. Франкон, скрывая нетерпение,