всё, что до него дотрагивалось, растворяло в себе, но при этом оставалось таким же неподвижным. Слишком неподвижным. До предела напряжённым, как в постановке, где нужно изобразить неодушевлённый предмет, но всё же знаешь – придёт время, и он точно сойдёт с места. Вся стена пришла в движение, ожила, и всё без исключения пыталось держаться как можно дальше от силуэта и умирающего змея.
Девушка забрала из рук Эвальда пакет и сказала:
– А я Ира.
Эвальд резко сел на кровати. Только что спал – и вот уже нет, в голове роем кружат мысли, а кожа на голом торсе покрылась крупными мурашками от морозного сквозняка. В открытую дверь робко заглядывал свет, горящий в другой комнате. Парень сжал зубы и, стараясь не скрипеть, слез с кровати. Ощупал джинсы – мелочь, ключи от дома, какой-то бумажный мусор – всё на месте. На цыпочках подошёл к двери и…
– Чего не спишь? – поинтересовался из кухни знакомый уже голос.
Выйдя на свет, Эвальд обнаружил, что верхняя часть его тела измазана разноцветными красками. Встал в дверях, прислонился к косяку. Мебель уже была на своих местах. За столом в центре комнаты сидела к нему спиной Ира, с подбритой головой, всё в той же джинсовой курточке и шароварах. Ветер врывался в приоткрытую дверь балкона и трепал лёгкую занавеску. Особо сильные его порывы заметали на линолеум снег и дотягивались до сбритых волос девушки, которые теперь красовались на пятаке привезённой накануне свиньи. Та сидела за столом с чашкой чая меж копыт, морда уставлена в потолок, из выпотрошенного брюха торчат новогодние гирлянды, на толстую шею намотан тот самый длинный шарф, а вся кожа выкрашена, наподобие самого Эвальда.
– С чем компот? – непринуждённо поинтересовался парень.
– С кубинскими марками.
– Ясно…
«Чёрт, неужели не отпустило ещё? Хорошо, что всё на месте…» – встрепенулся, схватился рукой за поясницу – да, всё на месте.
Девушка ногой выдвинула из-под стола табурет.
– Садись.
Предварительно закрыв дверь на балкон, парень принял предложение и сел.
«Не, всё же отпустило, иначе бы свинья заговорила или хотя бы повернула голову» – забрал у хрюши чашку и отхлебнул остывший терпкий чай. Теперь при взгляде на девушку не оставалось никаких сомнений – не показалось, ни тогда, ни сейчас. Лицо осунулось, выступили широкие мешки под глазами, уголки губ опущены, веки устало прикрыты. На голом виске застыла капля крови от пореза.
– Будешь? – Ира протянула гостю папиросу.
– Не курю.
– Отчего же? – изумлённо-разочарованно поинтересовалась девушка, – вера не позволяет?
– Жадность. Не имею привычки платить за то, что меня убивает.
– Ты, наверно, и не пьёшь тоже? – в голосе прозвучало практически искреннее сочувствие.
– Почему же? Воду, молоко, сок.
– Сок? – встрепенулась девушка,– хочешь сок?
Эвальд поиргал нижней челюстью.
– Можно воспользоваться ванной?
– Валяй.
Смыв с себя порошкообразную краску, парень насухо вытерся