не появились.
– Зачем тебе?
– Или скажешь, что ты не помнишь?
Энкиду повернулся так, что луна покрыла его лицо светом.
– Билл, ты бы меня пропустил в дом. Я кушать хочу.
2. Билл и снег
– Что у тебя с лицом, красавчик?
Билл как будто не услышал, но принимая у доместикуса ложку и вбрасывая в свою тарелку много чего, попробовал затоптать тему:
– Дядя, ну, до чего вы неделикатны. Я же стесняюсь.
Он повёл широкой грудью и прикрыл половину лица, глядя почему-то на Аса. И тут же повернулся к доместикусу, цапнул за ускользающий фрак:
– Любезный, давно хотел сказать – вот это красное, горячее… Решпект.
Бледная немочь устроила на страшном лице такое выражение, что они все явственно услышали насекомый стрёкот – «с-спасибо…»
Шанни передёрнуло, и Мардук, заметив, огнём глаз изгнал дворецкого.
– Ну, всё, замолчи, Билл. Трещотка, ей-Абу-Решит. Ему слово – он в ответ целую декларацию сочинит.
Они ужинали. Портрет над плечами хозяина среди старых фресок постоянно привлекал то целый взгляд, то взглядец – мимо не проходите. Портрет нашла в музее Шанни и пожелала повесить в Гостиной. Она уверяла, что это замечательное произведение, кисти кого-то там.
Потом по поводу этой «кисти» было изрядно неумных шуток, отдающих духом предвечерней казармы, пока Мардук не поймал одну и сказал, что каждый из них рискует своей кистью, если не умолкнет.
Что за произведение? Ну, раз такая образованная барышня сказала, куда уж мужикам неотёсанным лезть. Билл неизвестно чему учился и где, не считать же кое-как завершённый университет… Энкиду – уличный кот. Ас, тот, пожалуй, мог бы влезть с суждениями – производил впечатление кой-чего нахватавшегося офицера, – но опять же: хорошо воспитан, чтобы в художественные споры с женщиной вступать.
Для Мардука же слово леди было законом – во всяком случае, в таких нетрудных проблемах, как меблировка и всякие повешенные на стенах – не примите дурно – господа.
В общем, сегодня, под влиянием наркотика из заначки великого поколения или злых слов, трое мужчин были слегка под шофе и возбуждены, как биллов конь после своего бегства. Возможно, по одной из этих причин портрет – это не очень яркое пятно в тусклом окоёме света – сделался полноправным приглашённым, почти одним из них.
Старые фрески казались вызывающе сочными и слегка двигались в густом слое превосходной штукатурки. Мардук проговорился, что собирается подновить «картинки» усилиями крепостных художников.
Шанни так возмутилась, употребив слова «святотатство» и другие, что старый джентльмен только крякал и смущённо озирался. Наконец, он был отпущен, дав предварительно заклятие, что не совершит глупости и не возьмётся доморощенными средствами реставрировать музейную ценность, достояние двух планет, духовное наследие Космической Расы и тары-бары.
Сегодня вопреки древности контуры планет