и нежно погладила Жигана по небритой щеке. Он же резко дернулся и схватил Аглаю за шею цепкой хваткой. Один сильный рывок и он бы задушил ее, но девушка увлекла его к не застеленной постели, мило улыбаясь ему в лицо, хотя дышать Аглае становилось все труднее и труднее.
Не помня себя, Тимофей с жаром впился в ее губы страстным поцелуем и повалил на скрипучую койку, задирая подол платья свободной от пистолета рукой. Трофейный «Люгер» с грохотом упал на пол через секунду, а Жиган уже был готов стянуть с себя тесное солдатское галифе.
Неожиданно он замер и слегка отстранился от Аглаи, оторвавшись от ее губ и вопросительно глядя в ее глаза.
– Вот и все, Тимоша, – прошептала девушка, глубже всаживая в его грудь стальное лезвие охотничьего ножа. – Прощай…
Она скинула с себя ослабевшее тело бывшего возлюбленного и вскочила на ноги, отступив на пару шагов назад от койки.
Как в давнем страшном сне, мужчина сидел на постели, неуклюже развалившись и склонив голову на плечо так, что его кепи соскользнула и упала рядом на измятую подушку. Из груди Тимофея торчал его собственный нож, загнанный по самую рукоятку. Багряное пятно быстро расползалось по иссиня-белой полосатой тельняшке.
Где-то на подсознании, Аглая накрыла ладонью то место под грудью, где у нее самой была сквозная рана от выстрела в спину. Оторвав руку, Демидова медленно опустила глаза и посмотрела на свою ладонь. Последняя, как ни странно, оказалась совершенно чистой, за исключением старого зарубцевавшегося шрама – клятвенного пореза в верности и любви.
– Пока смерть не разлучит нас, – подытожила Аглая, не отводя взгляда от безжизненно угасающих глаз Тимофея «Жигана».
Здесь же в сторожке она заметила свою сумочку и чемодан с оставленными в побеге вещами. Затем наклонившись к полу, девушка подняла пистолет, проверила обойму на наличие патронов и спрятала оружие в сумочку. Там же под столом Аглая заметила нетронутую бутылку водки и выволокла ее наружу, водрузив на стол среди остатков недавнего одиночного пиршества.
Девушка плеснула водки в граненный стакан и в алюминиевую кружку поровну. Опустошив содержимое кружки и шумно выдохнув, она отрезала от буханки ломоть хлеба и положила его поверх нетронутого стакана с водкой.
За вышедшей из сторожки Аглаей тихо закрылась дверь.
Оперативная группа во главе со следователем Сидором Ивановичем смогла добраться в Дурниху только к полудню. Сбегавший в сельсовет и доложивший о ночном происшествии Афанасий Наумович теперь заботливо крутился около своей жены: то ли подносил студеной воды, то ли менял ручник на морщинистом лбу старухи, то ли поправлял одеяло. Натерпевшись страху, Настасья Захаровна все это время лежала в постели и тихо стонала. Следователь пару раз попытался обратиться к ней с вопросами в интересах следствия, но старик грудью загораживал жену и обещал Сидору Ивановичу ответить на все сам.
– Четверо трупов, шутка ли, – угрюмо пробурчал