согласно «явному» уставу. Записан в книгу подозрительных. Передан трем наблюдателям… Следуют имена их. С тех пор неоднократно писал против нашего союза, но всегда настолько осторожно, что мы закрывали глаза, избегая привлекать внимание. Только недавно узнали мы, что он подготовляет обширное сочинение по истории тайных обществ. Последнее донесение говорит: «весьма вероятно, что некоторые главы его сочинения были прочитаны вышеназванной актрисе, с которой он, наверное, уже говорил во враждебном союзу смысле»…
– Ого… – раздались гневные голоса… – Это меняет дело… Изменник и доносчик подлежит смерти по нашим статутам. Разногласия быть не может в подобном случае…
– Разве только в вопросе о том, какой приговор поставить и кому передать исполнение? – осторожно добавил германский социалист. Снова поднялся граф Вреде.
– Предоставим совету семи решить этот вопрос, дорогие собратья. Подобные «подробности» входят в компетенцию нашего исполнительного органа и нуждаются лишь в принципиальном одобрении великого синедриона.
– Ставлю на голосование вопрос об этом одобрении, – спокойно произнес председатель. – Согласных прошу встать с места.
На этот раз поднялись все присутствующие, за исключением петербургского банкира Гольдмана, оставшегося сидеть, «просто по рассеянности».
– Да ведь и без меня большинство было обеспечено! – объяснил он по окончании заседания окружавшим его знакомым.
Граф Вреде молча улыбнулся. Он слишком хорошо знал своего «приятеля», чтобы поверить его «рассеянности». Что же помешало ему подняться, когда решался вопрос о жизни и смерти изменника и его сообщницы? Неужели ему жаль стало этих людей?
Русский сановник покачал неодобрительно головой.
– Наш Гольдман на дурной дороге, – шепнул он барону Ротенбургу, присоединившемуся к нему в маленьком палисаднике, разросшиеся кусты которого скрывали уходящих через узкую калитку, искусно проделанную в самой чаще уже зацветающей сирени. – Его знакомство с французской актрисой, на которой он собирается жениться, очевидно, дурно влияет на него, внушая ему слабость, недостойную еврея. Я боюсь, чтобы жена-гойка не завела нашего друга в непроходимые дебри душевных противоречий.
Старый фанатик ничего не ответил. Он молча пожал руку графа Вреде и, догнав великого раввина Франции, принялся горячо говорить с ним на древнееврейском языке, непонятном для большинства присутствующих.
Русский граф молча улыбнулся. В голове его мелькнула мысль: «И мы собираемся основывать всемирное государство, требующее полного единения всех евреев! Мы, не имеющие ни общего языка, ни общих верований, ни общих убеждений и идеалов… Все это было и прошло, забыто… сдано в архив вместе со «старыми ханаанскими штанами», по остроумному выражению 40 раввинов Германии. В конце концов, всемирное господство жидовства разобьется на куски, как разбилось столько всемирных империй. И тогда людям с