открывалась только в шесть, но официант сказал, что мы можем посидеть за столиком и заказать напитки. Нэш бывала в Греции, она предложила заказать рецину. Вино было кислым, с хвойным привкусом и вызывало ассоциации с сосновым освежителем в туалете.
Нэш была очень прямолинейна:
– За кого ты голосовал?
Мы, родившиеся в 1979-м, были поколением Маргарет Тэтчер. Мы не знали ничего, кроме режима правления Консервативной партии. И вот, в мае этого года, страну захлестнула волна перемен.
– Я не интересуюсь политикой, – попытался я увильнуть от ответа. Потому что на самом деле я вообще не ходил голосовать.
– Значит, ты из консерваторов. Тори, – заявила Нэш. – Если ты не готов изменить свой статус-кво…
Я никогда не думал об этом в таком ключе. Мне вообще с детства внушили, что вопросов о политике следует избегать в беседах.
– Футбол или регби? – не унималась она.
– Футбол и бег.
– Значит, ты – мальчик из богатой семьи, который не вполне вписывался в рамки частной школы, – заключила она и махнула салфеткой в сторону официанта, накрывавшего стол.
То, с какой легкостью она меня вычислила, было неприятно.
– Спорим, твой папа – врач?
– Стоматолог.
– Значит, неудавшийся хирург. Еще хуже!
Мне никогда не приходило в голову, что неудержимое желание отца выучить обоих сыновей на врачей-хирургов было, в сущности, его собственной нереализованной мечтой. Интересно, у него не хватило баллов, чтобы продолжить учебу на хирургическом? Нэш была либо очень проницательной, либо просто невероятной хамкой.
– Что будем заказывать? – спросила она, просматривая меню. – Кстати, я вегетарианка.
Свои заявления она делала так, словно ожидала от меня нападок и возражений.
Единственное греческое блюдо, которое я пробовал, – мусака. И эта мусака ничем не отличалась от других непонятных запеканок, которыми нас регулярно кормили в школе. Так что право выбрать блюдо я оставил за ней. Официант принес нам блюдечки с масляной заливкой, ломти резинового жареного сыра и корзиночки с восхитительной теплой питой, которая отбила неприятный вкус рецины и позволила мне согласиться на графин домашнего красного вина.
Остаток вечера я помню смутно. Кажется, мы ссорились, смеялись, плакали. Родители Нэш были в разводе, отец дважды успел жениться после развода, а мать жила с женщиной. У Нэш была целая толпа сводных братьев и сестер, разбросанных по миру. Она говорила, что ее отец – мерзавец, но в действительности очень скучала по нему. И когда я понял, что эта эксцентричная и броская особа на самом деле ранимая и неприкаянная девушка, я наконец расслабился в ее обществе.
– Ну а что с твоей семьей? – спросила она.
– Ничего особенного.
– Звучит интригующе!
– А может быть, просто банально?
– Братья-сестры есть?
На секунду я растерялся.
– Нет.
Росс, это же, в общем, правда.
– Слушай, – быстро добавил я, – не хочу, чтобы обо мне судили по тому, из какой я семьи и откуда родом.