должно быть доктор, – я еще не видела его. Моей мамы не было, что, к сожалению, ничуть меня не удивило. Увидев мои открытые глаза, Айван радостно подскочил и схватил меня за правую руку – единственную часть моего туловища, не покрытую гипсом. Я пошевелила пальцами, пытаясь потрогать его подбородок. Сынок уткнулся носом мне в ладошку. Его слезы стекали на кончики моих пальцев.
– Мама! Мама! Мама! Ты проснулась!
Монитор взорвался шумом, а пламенный шар в моем сердце увеличился в разы. Словно арбитр, доктор вмиг оттолкнул всех от моей кровати.
Марти взял под контроль мое лицо. Он говорил мягким, тихим голосом, постепенно избавляя меня от головокружения:
– Милая, если хочешь побыть со своим мальчиком еще немного, тебе придется успокоиться. Успокойся, прелесть. Приготовься к обратному отсчету. Десять, дыши, девять, дыши, восемь, дыши, милая, семь, уууууух, шесть, теперь пять, четыре, умница, дыши, дыши, три, два и один, прелесть, один. Ты в порядке, все хорошо. Успокоились.
Монитор немного утих, хотя огненный шар все еще сидел у меня внутри, только в этот раз добавилось чувство острых мечей в легких, в мышцах, спине и желудке, и все это сопровождалось душащими пробками в моем горле. Невозможно описать, какими ужасными были мои мысли. Что еще хуже, одной из этих мыслей было пугающее желание: «Я не хочу оставаться здесь». Я проглотила эту дьявольскую таблетку, отправив ее к своим покалеченным миндалинам: «Нет-нет, так нельзя. Я должна хотеть остаться. Я должна хотеть остаться. А как же Айван? Как же он? Ему больно видеть меня такой! Ной, где ты?»
Джек и папа осторожно подошли ко мне, их глаза были красными от горя. Наверное, это зрелище намного хуже того, что они видели раньше: страдающий человек и бездыханное тело.
– Детка, я так рад, что ты очнулась. У твоего доктора мало времени, так что мы должны поговорить с ним, прежде чем он уйдет. Дай нам одну минуту, – сказал папа.
Джек попросил Айвана посидеть в зеленом кресле, пока они с папой проконсультируются с доктором. Трио мужчин – мой отец, Джек и доктор – отошли к изножью моей кровати. Айван угрюмо взглянул на кресло и попятился, но был перехвачен Марти, который отвлек его многогранными часами.
Стоя у моих ног, доктор достал серебряную палочку и постучал ею по левой ступне, единственной части моих ног, не покрытой гипсом. Я не чувствовала ничего. Не чувствовала даже боли. Лишь пустоту.
– Судя по рентгену, могу сказать, что вероятность того, что она снова сможет ходить, равна одному проценту. Если она не отключится, как вчера, если сможет выкарабкаться из всего этого, вам придется подготовить дом к инвалидной коляске, – шепотом сказал он.
«Дом? Странно. Я ни разу не вспоминала о своем доме, о нашем с Айваном большом доме. Нашем доме. Доме, который принадлежит лишь нам двоим».
Мой папа закусил нижнюю губу, пожал плечами и накрыл мою лодыжку своей большой отцовской рукой, словно защищая меня в этой схватке со страхом. Он уверенно задрал подбородок, будто говоря: «Мы с дочкой докажем,