заработать, а то и впасть в кому. По крайней мере я запомнила это чувство именно так. Дело было в Бостоне, Джек сидел напротив меня на стуле в стеклянном вестибюле нашего нового работодателя, в издательстве «Гарри фон Франклин». Джек молчал, как и я, мы просто пялились друг на друга. Я никогда не понимала этого ритуала, но так уж оно вышло.
– Ты Вивьен? – спросил он.
А я сказала:
– Ты Джек.
И мы продолжили игру в молчанку: его зеленые глаза смотрели в мои голубые и наоборот. Нам было все равно, как это выглядит со стороны. Тогда у него были такие же густые волосы и спортивное тело, как и сейчас, когда он склонился над моей больничной койкой. Сплошной соблазн.
Наш новый работодатель, Г. Ф., попросил ему перезвонить и отправил нас на встречу с группой литературных агентов на Граб-стрит, это своего рода рай для бостонских писателей. В течение следующих трех месяцев мы с Джеком выполняли их поручения, читая кипу черновых романов, повестей и рассказов, которые они нам отправляли. Дошло до того, что мы чуть ли не сутками сидели в кафешках родного кирпичного Бостон-Бикон- Хилл.
– Найдите мне новые «Анну Каренину», «Войну и мир», «Сто лет одиночества» или Джона Ирвинга. Мне все равно, просто найдите, и не выходите из офиса, пока не поймете, что нашли золотую жилу, – говорил Г. Ф.
Я была уверена в том, что никогда не сработаюсь с Джеком, но и не собиралась первой разрывать наш общий проект. Словно у литературы нет будущего.
Джек не приглашал меня на нормальные свидания, но и не давал повода думать, что между нами ничего нет, продолжая игру в гляделки и тем самым увеличивая вакуум вокруг меня. Я не могла и мысли допустить, что ему все равно, что он не витает в том же пузыре, что и я. Он стал всем, о чем я думала. А еще – лишь ему удалось заставить меня забыть о Ное.
Однажды Джек принес сидровый пончик в наш общий офис. Аромат корицы и яблок смешался с запахом кофе, который я только что сварила.
– Мне дали его в новой булочной на Чарльз-стрит. Я до ужаса хотел поделиться им с тобой, поэтому нес целых три квартала, – сказал он, разломив пончик пополам и вручив мне половину.
То, что произошло потом, отдельная история. Надеюсь, у меня будет возможность ее рассказать. Ну а пока я умираю в больнице, и доктор выносит мне приговор: скорее всего, я больше никогда не смогу ходить, если – внимание! – если выживу.
Мой прекрасный Айван подбежал к моей постели. По его крохотному личику, которое я с легкостью поместила бы в ладошку, катились слезы. Он ухватился за мой гипс тоненькими пальчиками.
– Мама, мамочка, нет! Он говорит, ты не сможешь ходить. Прямо как твой друг Ной…
Я не услышала окончания слов Айвана, потому что отключилась. Может быть, от «алкогольного коктейля» Марти, может быть, от шока, но мой мозг отказался воспринимать информацию, сердце – эмоции, а тело – боль. Поэтому я решила сделать передышку с Ноем.
Моргнув, я снова увидела перед собою зеленое кресло с сиренью на тумбочке. В нем меня ждал