она быстро оказывается в ванной и закрывает за собой дверь. Като натыкается в зеркале на удивленно-испуганное выражение своих собственных глаз и включает воду.
Она ругает Марка, как только может, пока не замечает, что улыбается.
Като натягивает халат прямо на мокрое тело, от чего по спине разлетается рой мурашек. С кухни доносится мамина тирада по поводу питья и курения.
Она распахивает дверь. Марк стоит также, как будто, не двигался. Он смотрит на нее прямо, не отворачиваясь и не улыбаясь.
Като проходит мимо, скользнув по нему взглядом. Она закрывает за собой дверь и видит на столе маленькую золотую бумажную сумочку.
Бросив полотенце на диван, она подходит к столу и заглядывает внутрь пакетика. Внутри небольшая бархатная зеленая коробочка.
– Я все еще люблю тебя, – слышит она позади себя.
Като резко поворачивается и тонет у него на груди. Он крепко сжимает ее в объятиях и целует в глаза, нос, и, наконец, очередь доходит до губ.
«Какое блаженство снова держать ее в руках. Какое сумасшествие целовать ее снова» – думает он, прижимая ее всё сильнее к себе.
Она нежно отстраняет его от себя ладонью и проводит рукой по его голове. Его волосы все такие же черные, жесткие и непослушные, как и он сам. Только они теперь гораздо короче, чем год назад, когда она видела его в последний раз.
– Привет, родной! Что это?
– Посмотри, – он отходит от нее на шаг.
Като берет сумочку в руки и достает коробочку, не дыша.
В коробке лежит небольшая золотая брошка в виде балерины, стоящей на носочках и тянущей руки вверх. Ее платьице, развевающееся книзу, украшено белыми и зелеными маленькими камнями.
– Она прекрасна, – она смотрит на него.
– Я знал, что она тебе понравится. Ее сделали по моему эскизу. Тут семь изумрудиков, чтобы тебе во всем везло, детка. С праздником!
– Спасибо, родной! – она кладет брошку на стол и тянется к нему.
Марк обнимает Като и качает ее из стороны в сторону, как будто успокаивает маленького капризного ребенка.
– Моя Като, я так соскучился. Я понял, что пропадаю без твоих глаз и твоего запаха. Я такая редкая свинья, да?
– Есть малость, родной, но ты мне так нужен, что я готова простить тебе всё, любые преступления против человечества, любой геноцид и апартеид по отношению ко мне, всё что угодно, только бы ты был рядом со мной.
– Я всегда с тобой, ты же знаешь.
– Что-то я тебя последний год не особо наблюдала…
– Ты кушать иди, а я пока папу твоего с кухни уведу в комнату, чтобы вы с мамой поели спокойно, без мирового правительства.
– Ты ведь не уйдешь? – она настороженно поднимает бровки.
– Нет, детка, я столько выпил, что машину вести не могу, так что, если твоя мама меня не прогонит, я от тебя не отстану. Обещаю вести себя прилично, – он демонстративно поднимает правую руку вверх.
На кухне мама уже раскладывает