взгляд, неуверенно произнес внук.
– Правильно, умница! – посветлев лицом, хлопнул в ладоши дед. – А еще что?
– Наладить контакт с духовенством и со знатными местными богатеями, – увереннее стал голос внука.
– Молодец! – Тимур похлопал по плечу своего любимца и, ткнув пальцем в свой рубиновый шлем. – Башка дана человеку, чтобы думать, а если она не способна думать, то ты, Мираншах, прав – сядет на кол.
Тимур вновь вернулся к шахматам, поглаживая бородку, задумался и вновь глянул на свое потомство:
– Кстати, я ведь получил сегодня письмо от своего духовного наставника Саида Бараки7, дай Аллах ему здоровья и долголетия. Читай, – щелкнул он пальцами в сторону визиря воды.
Визирь воды, друг Тимура с самого детства, стоял, как изваяние, в угодливой позе. В той же позе он, засуетившись, ненадолго отошел, тут же вернулся и, слегка кашлянув, поправляя голос:
– В управлении своим государством ты, Абул-Мансур-Тимур, должен использовать четыре основных принципа: обдуманный расчет, разумную решительность, выдержанную стойкость и постоянную осмотрительность. Государь, не имеющий ни четкого замысла, ни рассудительности, похож на безумца, все слова и действия которого суть только заблуждение и беспорядочность, они порождают лишь стыд и угрызения совести… Знай, что искусство управлять состоит, частью, из терпеливости и твердости, частью, из притворной небрежности, что оно в умении казаться не знающим того, что знаешь…
– Вот! – перебил визиря Тимур. – Дальше не читай, – он опять склонился над шахматами и, привычно потирая рыжеватую с проседью бородку. – Так, куда пойдем?
Свита молчала, не зная, то ли он говорит о шахматах, то ли о военном походе. Первым заговорил Мираншах.
– Надо идти на запад – разбить Баязида8 и мамлюков9 Сирии и Египта, а потом Константинополь.
– Ты хочешь расквитаться? – ехидность в голосе Тимура; его сын, оставленный управляющим в покоренном Багдаде, так загулял, что, будучи пьяным, чуть не попал в плен к мамлюкам, которые отвоевали город. Уходя от преследования, Мираншах дважды вступал в бой, потерял много людей и обоз с добром, пока вновь не вернулся под крыло всемогущего отца.
– А ты что думаешь? – обратился он к одному из своих военачальников Шейх-Нур-ад-дину Сабуку.
Сабук – тоже друг детства, ровесник Тимура, богатырь, участник всех походов и столько на нем ран, в том числе и на лице, что один его вид страшит.
– А я считаю, надо идти на север, на Золотую Орду, – голос Сабука груб, с хрипотцой, будто песок пустынь в горле осел, – в тот раз мы Тохтамыша10 не добили, пожалели, а он, наш милый зятек, вновь, говорят, окреп, на наши завоевания зарится.
– Надо идти на Сирию, – бесцеремонно вмешался Мираншах, – там богаче города.
– Что значит крохотная Сирия? – чуть ли не рыча, возразил Сабук, –