поместья, прошел он, аки тать в ночи, до окраины поселка и ступил на старую земскую дорогу, которая повела его к Османову Яру и побежала дальше мимо Сарытлыка и Кара Буруна в направлении Коктебеля, где жили дальние родственники его, люди надежные и строгие, у которых он чаял просить убежища, с тем чтоб пересидеть смутное время невдалеке от фамильного гнезда; когда же большевиков через некоторое время выперли с завоеванных пространств, он тою же тропою вернулся в Старый Крым, в свое разоренное поместье; деревья в саду, слава богу, враг не тронул, кому бы они были нужны, когда богатый дом давал мародерам широкие возможности: все было разграблено, разбито, испорчено и даже драгоценный Айвазовский, висевший на стене в гостиной и изображавший Синопскую баталию, подвергся казни, словно разбойники считали позорным и тягостным для себя поминание о державной русской славе; Энвер Мурза, погоревав, навел порядок в доме, но как-то уже без энтузиазма, без искры и без вдохновения, потому что предчувствие диктовало ему такие опасения, прислушавшись к которым нужно было прочь бежать из этой бучи – без оглядки, голову сломя, только б выжить, только бы преодолеть морок и выбраться из средневековой тьмы наползающего сатанизма… но он все медлил, все чего-то ждал… жаль было ему родных могил, которых впереди ждет запустение и гибель? или – Белой мечети, не забывшей его далеких предков? близких сердцу крымских гор, какие в мире затруднительно сыскать? а то, может, жалел он свою кровь, оставляемую навеки в окрестностях Куршум-Джами да посреди развалин караван-сарая и старого монетного двора… кто знает! а он все сомневался и не знал, что делать – до тех пор, пока полуостров снова не заняли большевики, и он опередил их всего-то на несколько часов: вышел в сад, подрыл корни псевдовишни, вынул из земли завернутую в полусгнившие промасленные тряпки саблю, набрав попутно пригоршню ушедших в глубину рубинов, да и бежал в Симферополь, надев батрацкие лохмотья и вываляв в грязи ладони, – так, чтобы чернота вошла под ногти; в столице скрывался он некоторое время у друзей, а потом – сумел сесть в поезд и уехать, несмотря на облавы и убийства прямо в здании вокзала; многие десятилетия не знал он, что именно происходило тогда на полуострове и не понимал хорошенько, какой опасности сумел он избежать, – маленькая женщина с зелеными глазами, бывшая учительница, к слову, читавшая когда-то детям Пушкина, Лермонтова и Некрасова, вломившись с бандою хмельных матросов к нему в дом, постановила: изъять фамильную усадьбу для нужд организуемой в поселке сельскохозяйственной коммуны, а бывшему владельцу в течение суток – покинуть территорию, – Энвер Мурза надумал было спорить, да аргументом в споре с противной стороны через мгновенье стал революционный маузер, запросто приставленный к его покрывшемуся по том лбу… это уж потом пришлось Энверу сознать случившееся чудо, ибо он не должен был остаться живу… кто бы мог подумать, что эти два потока крови, клокотавшие друг напротив друга, уже слились
