лег рядом и крепко-крепко обнял… и вот пришел день, когда он ее поцеловал, поцеловал по-настоящему… минуло очень много времени, прежде чем он ее поцеловал, и этот поцелуй заслуживает отдельного рассказа:Левант повел Женю прогуляться, и они вышли к Монпарнасу, – немного побродили, и Жене было приятно, что он уделяет ей внимание; устав, они присели под зонтиком кафе, Левант заказал мороженое и немного позже – кофе, потом, пройдя до соседнего угла, они поднялись в ателье, стесненное холстами, подрамниками и готовыми картинами, по углам стояли пыльные скульптуры, вазы, керамические блюда; колокольчик звякнул, когда они вошли, – он висел над дверью и Левант задел его макушкой; на звук вышел несуразный малый с неестественно черными глазами, – отодвинув грязный занавес, он явился из темной глубины, которую, кажется, не предполагала близко стоявшая стена; в помещенье пахло красками и чем-то таким, чему Женя названия не знала, – приторным, сладковатым и пряно-травяным; человек, вышедший навстречу, неожиданно стал громко хохотать и постепенно впал в истерику, – Женя испуганно прижалась к мужу, но он, тихонько отстранившись, стал возле человечка и принялся лупить его по щекам своими огромными ладонями, приговаривая при этом: Хаим! Хаим! Хаим! – через некоторое время Хаим замолчал, а после и заплакал; плача, он твердил по-русски: никогда, никогда, – что «никогда»? – спросил его Левант и снова влепил ему пощечину, – никогда не найти мне таких красок, – со слезами в голосе нудил Хаим, – которые в моей башке! – да ты художник, – сказал Левант Мурза, – ты великий художник, только не рисуй, пожалуйста, мясные туши, они пробуждают во мне нехорошие инстинкты! – буду, буду рисовать, – воскликнул Хаим, – ты мне не указ! – ладно, ладно, – примирительно сказал Левант, – я все равно у вас бываю редко… слушай, – продолжал он, поведя носом, – снова у тебя эта дрянь! где вы ее только достаете? – но Хаим не ответил и вдруг уставился на Женю: а это кто? – спросил он, продолжая заинтересованно разглядывать ее, – моя жена! – с некоторою угрозой и даже как бы сквозь зубы прошипел Левант, – но ты ее не будешь писать, не про твою честь… я с Амедео уже договорился… где он, кстати? – тут Хаим махнул рукой и, не отвечая, вновь скрылся за грязной занавеской… гости сели и, поглядывая друг на друга, приготовились провести некоторое время в ожидании, впрочем, Амедео скоро появился и, войдя, кинулся к Леванту, с сильным акцентом причитая по-русски: Отчаянный, Отчаянный! – занавеска отодвинулась, и из темноты опять явился Хаим; Женя глядела изумленно, а Левант, махнув рукою в ее сторону, с неожиданным смущением сказал: ну, вот… и дальше несколько фраз на ломаном французском, среди которых Женя ясно уловила – «день рождения»… это же у нее был сегодня день рождения, – вспомнила вдруг Женя, – у нее! она забыла! как же она могла забыть? а Левант вот не забыл… она глянула на него и благодарно улыбнулась, – усадив ее на указанное место, он шагнул в пустоту, отгороженную занавеской, откуда сначала
