или логического постулата, а так, как существует кусок пластилина неопределенного цвета, составленный из разноцветных фрагментов того же пластилина; вдобавок у времени нет начала и конца, а есть только точки отсчета физических явлений, событий, фактов, причем эти точки действуют беспрерывно и бесконечно в каждое конкретное мгновенье бытия, хаотично сменяя друг друга, наслаиваясь друг на друга, вливаясь друг в друга, и тогда сбиваются причинно-следственные связи и становится возможным сослагательное наклонение: вот что случилось бы, скажем, если б Кантемир Мурза Кровавый Меч погиб в туманных далях прошлого от рук воинов Бахадыра Гирея? – а то бы и случилось, что не явился бы скорее всего на свет дальний потомок Кантемира, князь Юсупов… и Распутин, возможно, не был бы убит… а и революция тогда тоже под вопросом; или: что было бы, например, если б недавний ученик телеграфиста не перепутал в свой час буквы в телеграмме и провинциальный террорист убрал с исторической арены всемогущего обер-прокурора?.. или: капитан Цвецинский не выехал 15 июля 1904 года в 9 часов утра на Измайловский проспект, торопясь к поезду, отходящему с Варшавского вокзала в 9.30, да не рысил бы впереди ничего не прозревающего Плеве?.. или… да мало ли подобных или в жизни каждого из нас… и сколько вообще возможностей, ведущих человека на альтернативные пути и тонкие тропинки, покрывающие планету сеткой вариантов? – и все в итоге, ежели смотреть из космоса, происходит во мгновенье – вот подымается на линию огня новенький бельгийский браунинг, а Государь дарит верного слугу украшенной камнями саблей, на клинке коей начертано не Намъ, не Намъ, а токмо Богу одному, и капитан Нолан несется на взъяренной кобыле навстречу русским пушкам… и лорд Теннисон, британский пэр, пишет возвышенные строки но вышли из левиафановой пасти шестьсот кавалеров возвышенной страсти… и дымится укрытая пороховым покрывалом Балаклавская долина, а полковник Мустафа Мурза Четырехпалый падает с разрубленным сердцем в чадящую гарью и кровавым смрадом взрыхленную землю, между тем как сын его – Максуд Мурза, поручик и поэт, еще не получивший своего претенциозного именования, падает с коня, и вражеский штык вонзается ему в плечо!.. – два дня после того боя пролежал Максуд Мурза на бастионе, где стояла большая лазаретная палатка, и ее как-то все не могли освободить, потому что не было подвод, – раненые прибывали всякую минуту, скученность становилась нестерпимой, и невыносимо было уж дышать не только больным, но даже и здоровым, – запахи карболки, крови и лекарств как кляпы забивали людям глотки… к концу второго дня подводы прибыли, раненых погрузили и повезли в Бахчисарай, вблизи которого располагался Успенский монастырь, где было устроено что-то вроде госпитальных келий; там пробыл Максуд Мурза около двух месяцев, – рана его не заживала и рука вовсе не хотела двигаться, потому что вражеский штык попал ему в сустав; смотрела его милосердная сестра, между прочим, княжеской фамилии – Верочка Мещерская, в которую
