3
– Рота, подъем! Вставай, лежебока, кому говорят!
– Антонина Семеновна, ну, может быть, хватит?
– Вставай-вставай, Танечка уже пирог испекла.
Голос у моей бывшей тещи противный, писклявый, отвратный, занудный до безобразия. Но и игнорировать его тоже нельзя – зацепишься с ней вот так, спозаранку, и сразу потом можно сказать, что день твой будет непоправимо испорчен. Да что там день – месяц. Все соки выжмет, высосет без остатка, зараза.
– Встаю. Будьте столь любезны, выйдите из комнаты, пока я переодеваюсь.
Я знаю, что сейчас услышу удаляющиеся шаркающие шаги, перемежающиеся с неразборчивым бормотанием, тихий скрип закрывающейся двери спальни, а затем наступит долгожданная тишина. Длиться она будет целую минуту, а возможно, даже две, если боги милосердия окажутся сегодня на моей стороне. Две бесценные минуты безмолвия…
«Хе-хе-хе. Что, развела я тебя?»
Вконец обескураженный, открываю глаза и вижу картину, которая ввергает меня в глубокую задумчивость. Вместо ожидаемой спальни, выдержанной в раздражающих пастельных тонах, – обшарпанные стены тюремной камеры, и нары, нары, нары… а на них дрыхнут без задних ног такие устрашающие твари, которые не привидятся и в страшном сне. Да еще эта отвратительная вонь…
Очень медленно, пядь за пядью, сонный морок отступал, освобождая место для существующей реальности. Сейчас самое время возблагодарить Господа за то, что это был всего лишь сон, а моя благоверная и ее маразматическая мать остались в далеком-далеком прошлом.
«Алло, я к тебе обращаюсь!» – Голос из сна по какой-то непонятной причине все еще продолжал раздаваться в голове.
– Антонина Семеновна?..
«Подумать только, какой идиот! Говорила я Танечке: не стоит связывать жизнь с таким ничтожным убожеством!»
– Антонина Семеновна, где вы? – Волосы на моей голове встали дыбом. Неужели это призрак, и старая истеричка нашла меня даже здесь, на этой проклятой планете?
– Илья, тебе нехорошо?
– Эльвианора?
Я был несказанно рад, когда неясная тень соскользнула с соседних нар, и теплая ладонь коснулась моего лба, проверяя, уж не пышет ли тот жаром.
– Мне показалось, что ты говорил во сне.
– Говорил.
Я не знал, как описать Эльвианоре все то, что сейчас происходит со мной, и стоит ли это делать вообще.
– С кем? Тебе что-то приснилось?
– Как бы тебе это сказать…
«Как есть, так и говори, хватит мямлить! Каким был рохлей по жизни, таким и остался! Господи, ума не приложу, что моя девочка нашла в этом куске…»
– Антонина Семеновна! Да заткнитесь вы, наконец!!!
Голос обиженно смолк, даруя блаженное облегчение, смешанное с легким чувством вины за то, что я позволил себе накричать на эту старую женщину, обремененную при жизни не одним десятком болячек, которая неведомо каким образом измыслила способ изводить меня даже будучи