нас наверняка заставят принять участие в погрузочно-разгрузочных работах.
– Отлично. Теперь узнай у него, какое количество карликов задействовано на охране объекта во время погрузки.
Гуамотарин оказался толковым малым – обрисовал диспозицию от и до. Теперь я точно знал, с чем нам предстоит столкнуться, и знание это не то чтобы успокаивало, я и ранее не особо-то волновался, но зато придавало куда больше уверенности в благополучном исходе завтрашней операции. Эльвианора, однако, моей радужной уверенности не разделяла – ее трясло как осиновый лист, хотя в камере сегодня было на удивление тепло. Успокоив девушку, я вновь устроился на своих нарах и устало прикрыл глаза. Сон упрямо не шел ко мне. Отчего-то вдруг вспомнилась Земля, и сердце сжалось от щемящей тоски по дому. Оказывается, на ней было не так уж плохо, невзирая на все мои злоключения. Хорошее познается в сравнении, только потом мы начинаем ценить то, что потеряно безвозвратно. А, впрочем, безвозвратно ли? Как знать, как знать. Сейчас, именно в эту минуту, мне отчаянно захотелось услышать знакомый до мельчайших оттенков голос.
– Антонина Семеновна! – позвал я тихо, одними губами.
Но голос молчал, и лишь где-то там, за окном, бродяга-ветер выводил свою тихую, едва слышимую человеческому уху, затейливую мелодию…
Резкий гортанный окрик заставил меня испуганно вздрогнуть и открыть глаза. Уродливый плосколицый недомерок. Ну, естественно, кому как не ему будить меня нынче спозаранку вместо того, чтобы дать поспать всласть перед таким ответственным днем, как этот!
– Чего тебе? – Данный вопрос по сути своей являлся сугубо риторическим.
Каково же было мое удивление, когда ротовая полость карлика приоткрылась, и вместо обычного блеяния я отчетливо услыхал настолько витиеватое изречение матерного характера, что повторить его постеснялся бы любой мало-мальски уважающий себя человек. Тем более в присутствии дам, к коим с натяжкой можно было отнести Эльвианору и троих ее мартышкоподобных подруг.
– Да встаю я уже, встаю! – Покряхтывая, я заставил-таки себя сползти с нар и занять свое место в общем строю, что привычно становился по правую сторону от двери. Весь мой внешний вид говорил о том, как мне сейчас невыносимо больно стоять на своих двоих, на самом же деле настроение у меня просто зашкаливало от радости. Еще бы: впервые за все время Антонина Семеновна, как я по привычке называл своего лингвина, сподобилась-таки перевести слова чуждого людскому роду создания. И пусть слова те были откровенно нецензурного содержания и до неузнаваемости искажали мою родословную, ошибочно причисляя как меня, так и всю мою родню к низшим видам беспозвоночных животных, да еще и недвусмысленно намекая при этом на мою аномально-нетрадиционную ориентацию, неразборчивость в половых связях, а также непристойное поведение в местах общественного пользования – все равно. Симбионт сменил-таки гнев на милость – вот что главное.
Похоже, не у одного меня настроение было праздничное. Все узники двинулись